Евгений Ловчев: "Иногда мечтал играть за киевское "Динамо""
- ...вот, пусть не обижаются на меня болельщики «Cпартака», иногда мечтаю поиграть в киевском «Динамо».
- Интересно, на каком месте?
- На любом, куда поставят тренеры.
Этот отрывок из беседы с Евгением Ловчевым, опубликованной в «Советском спорте» 31 августа 1975 года, и послужил темой для сегодняшнего интервью с капитаном московского «Спартака». Ведь совсем недавно Ловчев вместе со Звягинцевым из донецкого «Шахтера» и вышедшим на замену Сахаровым из московского «Торпедо» принимал участие в составе киевского «Динамо» (которое нынче представляет первую сборную страны), в ответственном отборочном матче чемпионата Европы против сборной Швейцарии (Речь идет все-таки об игре сборной СССР, в составе которой были преимущественно киевляне. Прим. Claude).
Любопытно было узнать, какое впечатление произвели на Ловчева уклад тренировочной жизни киевлян, установка на игру тренеров, как происходило взаимодействие на поле с футболистами киевского «Динамо»?
— Начну с того, что, когда я и вратарь «Спартака» Александр Прохоров (он тоже был приглашен в сборную на матч со швейцарцами) прибыли 8 октября на тренировочную базу киевлян, старший тренер Лобановский нас отчитал.
— Почему опоздали? — строго спросил Валерий Васильевич.
Команда в это время собралась в холле второго этажа, чтобы просмотреть видеозапись своего повторного матча за Суперкубок с мюнхенской «Баварией».
Мы с Прохоровым не были виноваты в опоздании, да и задержались не на столько, чтобы это могло послужить поводом для упрека. Я много лет выступал за первую сборную страны, провел в ней сорок один матч, и не помню, чтобы прежние тренеры вот так сразу отчитывали приглашенных игроков. Но, с другой стороны, это мне и понравилось. Сразу почувствовал порядок. «Времена в сборной меняются», — подумал я, садясь в свободное кресло перед монитором.
Дали «картинку», и тут меня ожидало еще одно открытие. Киевляне смотрели свой победный, такой радостный для них матч в полном молчании. У нас в «Спартаке» началось бы обсуждение, послышались бы восклицания, охи и ахи. А тут - сосредоточенная тишина. Лишь однажды Лобановский нарушил молчание.
— Почему ты не был на точке, — сказал он, обращаясь к Блохину, — когда последовала передача Веремеева с фланга?
— Да он плохо подал... — ответил смущенный Блохин.
— Я не спрашиваю о том, как подал мяч Веремеев, я спрашиваю, почему ты не был на своей точке?
Как я потом выяснил, в штрафной или перед штрафной соперника у киевлян условно «посеяны» эти самые точки, на которые и адресуется мяч посла фланговых подач. Таким образом, исключается то, что нередко происходит в других командах: обычная, наудачу, подача с фланга, при которой атакующие находятся подчас все на одной линии. Овладели мячом - хорошо, не овладели - подождем до следующей подачи. А у киевлян все учтено заранее...
Посла просмотра Лобановский потребовал принести к нему все газеты с восторженными отчетами о победе в Суперкубке. «Об этом мы на время должны забыть», - сказал он.
— И начались тренировки?
— Да. Причем совсем не такие, к каким я привык. Во-первых, по времени занятие длилось чуть больше одного футбольного тайма, тоесть не было растянутым, зато очень интенсивным. Во-вторых, между сменой упражнений не было пауз, когда тренер несколько минут объясняет очередное задание, а игроки остывают, мерзнут. О содержании тренировки мы узнавали в помещении, а на поле, после окончания одного упражнения, тотчас следовал свисток, и начиналось другое. Все это мне очень понравилось.
— Сколько раз в день вы тренировались?
— Один раз. Зато тренировка была чрезвычайно насыщенной, не нужно было сохранять силы для повторной, скажем, вечерней тренировки. Меня, например, это и психологически раскрепощало.
— Вы прилетели в Швейцарию. Какова была установка на игру?
— Буду говорить только про самого себя. Я играл крайнего левого защитника и заранее был предупрежден тренерами сборной Лобаиовским, Базилевичем, Морозовым, что ни в коем случае не должен пропускать атакующего по моему краю соперника до лицевой линии поля. Наставники киевлян считают, что подачи от лицевой линии наиболее опасны.
Встречаясь с владеющим мячом соперником, я обязан был оттеснять его в центр, на подступы к штрафной площади, а в эти мгновения ко мне на помощь немедленно двигался полузащитник Коньков. Сзади Конькову помогал Фоменко, и так, втроем, мы «сжирали» атакующего. То же самое происходило и на противоположном фланге, где правый защитник «гнал» соперника на Конькова и Фоменко.
В матче со сборной Швейцарии мне стали понятны те исключительно важные функции, которые выполняет в игре «от обороны» Анатолий Коньков. Я бы назвал его осевым игроком, причем, игроком высокого класса.
Перед матчем я захотел выяснить у тренеров, кто будет меня страховать, если я подключусь к атаке? И получил незамедлительный ответ: «Коньков». Я подумал: вот бы и у нас так в «Спартаке»!
Ведь сколько нервной энергии удалось бы сохранить, зная, что твой фланг надежно застрахован. Не тем, кто случайно оказался сзади (что греха таить, зачастую сзади никого не оказывается), а именно определенным, заранее получившим указание игроком.
— А какие указания дал команде старший тренер в перерыве между таймами?
— Мне запомнилась такая фраза Лобановского: «На чужой половине поля для вас кислорода нет!».
Это значило, что при срыве атаки все должны моментально вернуться назад, и не просто вернуться, а в считанные секунды занять «свои» точки.
— Все мы, наблюдая за этим матчем по телевизору, восхищались великолепным пасом Ловчева, пасом, после которого Мунтян забил победный гол. Наверное, и Ловчева потом хвалили в раздевалке?
— Пас Ловчева... Да я о нем только потом в Москве узнал, где меня действительно все хвалили. У киевлян же это не принято - хвалить отдельных игроков. Вот, например, тот же Коньков на поле был не так заметен, как другие, но я то с ним рядом играл...
Сергей Шмитько. «Футбол-Хоккей» №43, 1975 год.