Маслаченко: "Я ненавижу критиков, потому что они ничего не создают"

На старте европейских чемпионатов и в разгар российского Sports.ru завершает серию интервью с теми, кто будет рассказывать нам о главных матчах сезона. Комментатор «НТВ-Плюс» Владимир Маслаченко – заключительный герой нашего сериала – рассказал, за что ненавидит критиков, вспомнил, как привез в Союз первый сноуборд, и обратился к читателям сайта с интересным предложением.

Владимир Маслаченко должен был предстать перед читателями Sports.ru на самом старте ТВ-сериала. Однако телефонный звонок застал 73-летнего мэтра не в лучшем настроении: «В своих суждениях о комментаторской работе я слишком одинок. О чем угодно поговорить не проблема, но только не об этом».

Вторая попытка, предпринятая три недели спустя, оказалось более удачной:

– Владимир Никитич, у нас завершается сериал о комментаторах. Он был очень удачным, но не хватает восклицательного знака...

– Так поставьте же его! – кокетливо ответил Маслаченко.

– Восклицательный знак – это вы...

Вечером того же дня мы сидели в его черной, как смоль, «Рено Лагуне», припаркованной у останкинского телецентра: через несколько часов Маслаченко предстояло работать на матче «Интер» – «Барселона». Маслаченко был, как всегда, бодр: жестикулировал, кричал, смеялся, читал стихотворения, окроплял речь задорным матерком и при случае вспоминал свои главные нефутбольные увлечения – парусный спорт и горные лыжи.

Глядя на таких людей, стареть не так уж и страшно.

Sports.ru, «Назло рекордам»

– Вы как-то сказали, что, опаздывая на эфир, объезжаете пробки по встречной полосе. Доезжаете до ближайшего гаишника, объясняете ситуацию и потом спокойно едете по встречной.

– Это правда. Но это на очень коротком расстоянии перед стадионом. И это было всего-навсего один или два раза. Я не позволяю себе хамить и сам этого терпеть не могу! То, что происходит на дорогах, это такое безобразие, что не хватит слов. Все ездят исключительно бездарно, самое главное – нарушают основную водительскую заповедь – не мешай. То, что было однажды или дважды, – на расстоянии каких-нибудь 300 метров в «Лужниках». Там выстраивалась очередь на пропускную дорожку, и пока товарищи разберутся… Кстати, я не езжу на стадионы в свободное от работы время только по той причине, что происходящее там в плане проезда и парковок для меня неприемлемо ни в каком виде.

– У молодых коллег вы вызываете восхищение, потому что умеете пользоваться интернетом. Как и когда вы его освоили?

– Да я не умею им пользоваться совершенно! Это кто-то схохмил. Я не знаю этот интернет и называю его «Амбарная книга». Для меня есть четыре основных сайта: Яндекс, Soccerstand, Sports.ru и Газета.Ру. Остальное мне и не надо. Но! Отдельно, совершенно отдельно – сайты джазовые. Пользуясь случаем, сообщаю: там, где бесплатно, я качаю безбожно. У меня блестящая энциклопедия джаза, у меня потрясающая книга Мураками «Джазовые портреты». Я открываю и смотрю: ага, вот этого чувака я сейчас найду в интернете и, если смогу, скачаю. Я нашел для себя Мэла Торме, это в общем-то Фрэнк Синатра, только тот больших залов и оркестров, а этот – с сильным голосом, но камерный джазмен. Я как-то скачал за один вечер 92 его композиции! Прошу любить и жаловать.

– Олег Романцев говорил: «То, что раньше писали в туалете, сейчас пишут в интернете».

– (После паузы.) Он грубиян. Больше я ничего не хочу сказать… Хотя. Когда я читаю тот же Sports.ru, так называемые комментарии посетителей, честь им и хвала за то, что они посещают и не ленятся, могу только поздравить их с тем, что по сравнению с ними язык Эллочки Щукиной – Лев Николаич Толстой. Поехали дальше.

– Видели ли вы пародию «Маслаченко берет интервью у Бекхэма», которую много лет назад сделала программа «Назло рекордам»?

– Нет, не видел. К сожалению, не видел.

– Там вы предстаете эмоциональным и очень разговорчивым комментатором, у которого проблемы с иностранными языками. В действительности у вас этой проблемы нет, ведь так?

– У меня есть даже тяга к иностранным языкам. Может быть, это объясняется тем, что у меня приличный музыкальный слух, и в детстве я даже посещал музыкальную школу. Правда, когда я видел, что по соседству играют в футбол, ставил аккордеон с одной стороны, пожитки – с другой, и у меня образовывались ворота. Потом намылили мне один-другой раз шею, и музыкальную школу я бросил…

Скажу вам честно, не хвастаясь абсолютно, – мне это не нужно и мне это не свойственно вообще. В свое время я прилично говорил по-немецки. А когда мы выиграли первый Кубок Европы, нас переселили из загородного отеля в отель «Лютеция» на острове, откуда, собственно, и начался Париж. Так случилось, что меня поселили с нашим переводчиком. Очень симпатичный парень, такой вылитый д’Артаньянчик, к тому же профессионально занимался пятиборьем, а по-французски говорил с марсельско-одесским диалектом. Он и увлек меня французским языком. Я приехал в Москву и поступил на платные курсы. Если Андрей Шевченко поехал в «Челси» совершенствовать английский язык и клуб ему платил миллион долларов, я платил сам – 6 рублей за три часа учебы. Я окончил специальные курсы для работы за рубежом, поработал два сезона в Африке, в республике Чад, и язык мне там помогал необыкновенно.

Самым большим достижением я считаю то, что, увлекшись французским, пришел в институт физкультуры и сказал, что хочу пересдать немецкий. На меня вытаращили глаза, как на полоумного. Я за две недели сдал полный четырехлетний курс изучения французского. С тех пор у меня в дипломе написано: французский. (Смеется.) Дурачок! Дурачок набитый! Я даже не понял, я выпендривался или нет.

– Критику из чьих уст вы готовы воспринимать?

– Самый страшный критик – я сам. Я прошу всех остальных, поодиночке и вместе взятых: не занимайтесь пустым делом. Абсолютно бесполезно. Я ненавижу критиков. Почему? Потому что критики ничего не создают. Это сказал еще великий Джон Стейнбек – классик американской литературы. Но так, как я себя могу… Ох, лучше не трогать. Бессонные ночи! Когда играл, не дай Бог напорол – мать честная. Уже супруга говорит: «Да ладно, тебе. Иди уже на другую кровать. Что ты маешься?» Та же история, если вдруг что-нибудь не получится в репортаже. Сам напуделяю такого, что потом хоть голову пеплом посыпай из ведра.

– Выходит, сам комментатор – это не критик? Кто тогда? Конферансье?

– Я считаю: не профессионально, а эмоционально в комментаторе должен сидеть актер, переживающий и умеющий модулировать голосом. Это добавляет шарма. И его манере общаться с населением, и в то же время создает настроение… Моя манера никому не подходит. У меня даже не может быть, если хотите, учеников. Солидно поработав на ТВ, испробовав самые разные варианты общения с публикой, я выработал совершенно определенный стиль. Иногда я раскрываю его широко, когда разгуляюсь у микрофона. Иногда соблюдаю меру – хожу по лезвию ножа. Иногда сваливаюсь на другую сторону – больно, порезался. Начинаю размышлять, еду на машине, ничего не вижу, только об этом и думаю.

Экстрим, карвинг для Путина

– Правда, что первый сноуборд в Советский Союз привезли вы?

– Это правда. После Олимпиады в Калгари я привез настоящий сноуборд и отдал мальчишкам, которые этим очень увлекались. На кухне они сняли матрицу и стали их сами делать… Вообще, горные лыжи для меня – номер один. Кроме того, по сути, я открыл фристайл для Советского Союза: меня несколько раз отстраняли от программы «Время» из-за сюжетов о нем. Обвиняли, дескать, опять элитный вид спорта, опасный, сломают шею. Так же, как и дельтаплан, мне его тоже запрещали пропагандировать… Сноуборд я привез, но он мне сам не нравится как вид спуска с горы. Но он очень нравится молодым людям. Поэтому я должен его принять.

Хотя я как-то видел человека экстра-класса, который спускался по жесткой традиционной трассе так, что у меня до сих пор это стоит перед глазами. Я не могу передать вам эти ощущения эстетики движения. Представьте себе человека, который едет на сноуборде по трассе для горнолыжного спуска, ледянистой, как не знаю что. Полное впечатление, что где-то там в этой доске заложен механизм, который и перекантовывает ее. Это такая красотища – оторвать глаз невозможно. Демонстраторы настоящей техники с легким выпендрежем: смотрите, как я хорош, фристайл-парень такой! «По трассе я трепещущим годилем, на финише – шампанское в снегу». Это мое. Годиль – это один из сопряженных поворотов. Он как хвостик рыбы. Тук-тук-тук-тук-тук…

– Коллега рассказывал, что брал у вас интервью по телефону, когда вы были на горном склоне, прямо во время катания.

– Это не проблема. Однажды я провел репортаж, играя за ветеранов, прямо из ворот. Я мечтал об этом, я это сделал.

– В 2005 году вы попали в больницу из-за проблем с сердцем.

– Я думал, что я железный. Наверное, что-то там подходило, а я не обращал внимания – я же экстремальный по характеру человек. Я настолько всем увлекался, что не представлял, что могу заболеть. У меня были только травмы. Например, лететь в горах метров 80, по скалам. Уцелел – плечо оторвал к чертовой матери, но на следующий день вылез на гору – надо же было снимать программу соревнований! И вдруг – бах! Прихватило еще и из-за страшного нервного переживания. Погиб мальчик в тех краях, где мы отдыхали и катались на катере. Наткнулся на обрубок дерева, пробил себе горло и на моих руках умер. Я спасал, вез в реанимацию, но увы – это было в деревне, пока доехали… Ну просто сил не было. Ночь не спал, день ехал обратно домой. Это впечатление, этот мальчуган, это лицо, эта мать… И по возвращении в Москву меня схватило.

– С тех пор вы как-то изменились?

– Нет. В том-то и дело, ни черта не изменилось.

– Когда вы последний раз стояли на горных лыжах?

– Откатал весь прошлый сезон.

– Лучшее место для катания?

– Везде, кроме нас. Мы же глупые. Мы живем не бедно, мы живем глупо, понимаете? Страна, располагающая такими колоссальными возможностями, ни хрена не имеет. Мне больше всего нравится Австрия. И Италия – в тех краях, где находится Червинья и Сестриере. Мечтаю побывать в Доломитовых Альпах – это колоссально, высший класс! Кстати, я люблю кататься без палок. И, кстати, я посоветовал Путину – был такой случай, – чтобы он катался на более коротких лыжах. Ему наши доброхоты, парни из мира горных лыж, длинные лыжи дали. А ему надо сразу на карвинг.

Эрнст, рефлекс цели

– Кого из нынешних комментаторов вам нравится слушать больше всех?

– Такого нет. Я не делю на «нравится – не нравится». Я знаю эту жизнь. Я знаю, что это такое. Поэтому у меня язык не повернется критиковать человека, которому доверили сидеть у микрофона. Он официально получил право работать в прямом эфире на крупнейших соревнованиях, я не имею права бросать камешки в его огород. Хотя и я сам, и мои предшественники иногда несли чушь несусветную. Только я позволяю себе в диалоге со зрителем сказать: да, тут я несу чушь и даже представляю, как вам смешно. Для меня парни и девушки из профессии все одинаковые, с какими бы закидонами они ни были. Они это право заслужили.

Это не попытка уйти от ответа, это не нежелание портить отношения. Ни в коем случае. Поверьте, я очень уважительно отношусь к людям, которые избрали это своей профессией. Кто-то глубже знает вид спорта, кто-то лучше владеет языком, кто-то много говорит, кто-то знает чувство меры. Но вся штука заключается в том, что на той стороне экрана сидят всезнающие. Знающие все абсолютно, но, клянусь вам, неточно. Но это не самое страшное. Страшно, что чаще всего не вкус ощущается в их неприятии и критике, а вкусовщина. Тут хоть ложись и помирай.

– Недавно вы ездили в Азербайджан – давать мастер-класс местным комментатором. Вас часто зовут на подобные мероприятия?

– Это было два раза. Мне очень интересно. Мне есть, что рассказать, что разъяснить, не навязывая свое мнение, растолковать, как понимать тот или иной эпизод, сквозь призму не только моего колоссального ТВ-опыта, но и, естественно, сквозь мое знание футбола.

– Вы как-то сказали: «Комментатор должен быть актером». Не кажется ли вам, что в этом заключается одна из проблем сегодняшних комментаторов? Многие из них очень скучны, а то и просто безлики. Никакой игры для зрителя.

– Вы знаете, у меня есть собачка замечательная. Так вот собачка знает, что умнее человека, но она не знает, знает ли об этом человек. Так и комментаторы. (Пауза) Ха-ха-ха. А? Гениально! (Смеется.) Ерш твою мять, надо же придумать такое! Я тащусь.

– Правда, что Константин Эрнст регулярно зовет вас на «Первый канал»?

– Эрнст предлагал мне пару раз вернуться к родным пенатам. Мы с ним в очень хороших отношениях – не случайно он предлагает мне поработать с «Первым каналом» на чемпионатах мира и Европы. Но я не люблю ходить из коллектива в коллектив.

– Вы абсолютно неугомонный человек. О чем вы мечтаете сейчас?

– Да мне все время чего-то хочется. Меня все время раздражает сидящий во мне рефлекс цели. Еще Сеченов открыл этот рефлект, паразит такой. Не могу себя успокоить и все время что-нибудь придумываю. Пока не поставил себе новую цель, но чувствую, что внутри уже сидит. Самое главное – чтобы мне не мешали. А если мешают, то просто отнимают больше времени на достижение цели. Потому что не знают, мать их за ногу, что я все равно ее добьюсь.

Лобановский, тотальный футбол

– Прочитал в одном из ваших интервью, что, по вашему мнению, тотальный футбол придумали вы. И правда так считаете?

– Понимаете, какая вещь? (Откашливается.) Можно иронизировать, говорить: пижон, гад, паразит выеживается, придумывает себе какую-то фигню. Подначивают, что ставлю себя каким-то вратарем Вселенной. Это они меня подначивают?! Я предложил бы всем посетителям вашего сайта: давайте соберитесь там, где вам хватит места. Вы все, а я один. И мы поговорим за жизнь и за футбол и проверим, кто больше и лучше знает. А потом я попрошу вас ударить и вам покажу, как бьют по мячу некоторые вратари Вселенной.

Так вот тотальный футбол. Я работал в Африке. 1971-72 гг. Это был мой тренерский дебют. Я всегда придавал огромное значение организации игры. Будучи вратарем классных команд, в том числе и сборной и в том числе одним из сильнейших вратарей – констатирую как факт, из песни слова не выбросишь, – я во все вникал. Себя где-то аутогенно тренировал на роль тренера. Вмешивался в игровой процесс активно. И иногда ставил в неловкое положение тренеров своим вмешательством – переставлял игроков, и все получалось, как надо.

Мой тренер-Христос и его учение – Борис Андреич Аркадьев. С моей точки зрения, его книга «Тактика футбола» – это концентрированная разработка принципов игры в футбол. Он разложил их по полкам, как незабвенный Менделеев – таблицу элементов. Дальше ты пляшешь в зависимости от того, насколько творчески организованный человек. Аркадьев рассказал все про тактику любую. Вы мяч поменяйте на квадратный, но ловить-то его надо! Бить-то по нему надо. Ногой играть-то надо. Но делать же надо еще и красиво. Чтобы народ аплодировал, а женщины говорили: «Я ему отдамся за то, что он выбивает мяч так, что его не видно от ворот до ворот».

Когда я оказался тренером в Чаде, был один. Надо мной никого не было, на меня смотрели, как на бога, и я начал внедрять свои взгляды на организацию игры. У меня появилась фантастическая возможность для эксперимента. Не понимал, каким путем пойду, но сразу стало получаться. Команда 15-летних, за которую я встал в ворота, обыграла национальную сборную страны. Расставил их, командовал ими и играл.

– Слушались?

– Беспрекословно. Сначала же там вратари даже мяч ловить не умели. Потом уже и ловили, и бросали, причем и так, и так. Одного вратаря хотели во Францию, в «Ниццу», забирать. Я спрашиваю: «Мохамад, поедешь?» «ВладимИр, – с ударением на последний слог. – Как скажешь». Человек из «Ниццы» спрашивает его: «Семейное положение?» – «Женат». – «А детей сколько?» – «Восемь». А ему 27 лет. Я его спрашиваю: «Мохамад, ты чего?» Он улыбается, симпатяга, пальцы – вот такие вот, эх: «Владимир, вы же знаете, у нас рано темнеет».

Другой парень, остроумный такой, все время подходил и спрашивал: «Владимир, это современный футбол?» – «Современный». Потом через какое-то время: «Владимир, это современный футбол?» – «Современный». Потом снова спрашивает, но так мне уже надоел, что я говорю: «Слушай, парень, в тот футбол, который я вам даю, еще никто не играет» (смеется).

И когда мы приехали на спартакиаду, скажем так, франкоязычной Африки в Браззавиль, Чад произвел неимоверное впечатление. Их чесали до этого с двузначным счетом, а тут Камерун не мог забить целый тайм.

– И играли они там, как голландцы Михелса?

– Я их научил: ты подключился, а ты – на его место. Если наша атака продолжается, ты остаешься впереди, а полузащитник занимает твое место сзади. Дальше. Увидели, что тот их парень не справляется – вся игра через левый край. Чтобы они там с ума сошли. И только когда они совсем уже в шоке, вы направо переводите... Такого рода была работа. Я одним мазком рассказал, а так-то там работа длилась два года… Я выписывал в Африку «Франс Футбол», другой связи с миром у меня не было. Что там вытворяют Михелс со Стефаном Ковачом, мне было неизвестно… Когда я вернулся в страну и стал работать на радио, меня послали в Днепропетровск.

– К Лобановскому?

– Да, там начинал свою деятельность Валерий Василич Лобановский. Я поехал к ним на базу, у них тренировка, я ее посмотрел, появились какие-то идеи. Потом сели обедать. «Ну как ты там работал?» И я начал все это рассказывать только гораздо подробнее и в своем ключе. Потом поехали на автобусе в город, и я продолжал все рассказывать. На полном серьезе. Он слушал, а я докладывал.

И Валера это намотал все. Хотя и со своей точки зрения. Но много стал использовать в организации игры из того, что я поведал. Я просто отдал это все дело, а ты твори, что хочешь. Подчеркивая каждый раз, что лучшая книга – «Тактика футбола» Аркадьева. Она у Лобановского была настольной книгой.

Все это надо воспринимать и как серьезную работу, а можно и иронизировать – мне и это нравится. Но тотальный футбол я не придумывал. Его придумал Аркадьев. И Товаровский, директор школы тренеров тех лет. Как-то во Франции я встретился со Стефаном Ковачом. И он мне рассказал, как из Румынии приезжал в Москву, в высшую школу тренеров, провел здесь практически весь семестр, конспектировал все лекции, разговоры-переговоры Аркадьева и Товаровского. И потом все это с Михелсом разработали, попав на человеческий материал.

Я ничего не придумывал. Что было, то было. Неужели у меня такая фантазия? Я был бы гениальным человеком, если бы умел все это придумывать.