Агрессия РФ: Билет в один конец

Павел Лузин о том, почему российский военный потенциал невосполним после четырех месяцев войны.

Потери поддающихся учету российских вооружений после четырех месяцев войны против Украины находятся на уровнях, с которыми современная Россия никогда не сталкивалась. Только по открытым и подтвержденным фотографиями источникам Россия потеряла свыше 2000 танков и боевых бронированных машин, несколько десятков самолетов и вертолетов и множество другой техники. Кроме того, с начала своей агрессии Россия израсходовала свыше 2500 различных крылатых и оперативно-тактических баллистических ракет.

На этом фоне Москва пересматривает свои военные расходы в сторону резкого увеличения. Министерство финансов с мая 2022 года практически полностью закрыло данные о текущих расходах федерального бюджета, но картину по статье «Национальная оборона» все-таки можно оценить. Так, в январе-апреле по этой статье было израсходовано около 1,6 трлн рублей из запланированных 3,85 трлн. При этом весь федеральный бюджет на 2022 год составляет около 26 трлн. Для сравнения, в 2021 году на «Национальную оборону» было потрачено почти 3,6 трлн (весь бюджет был 24,8 трлн), но планку в 1,5 трлн расходы преодолели только в июне. Если набранный в марте-апреле темп расходов сохранится — по 500 млрд в месяц вместо средних 300 млрд в месяц, — то к концу года статья «Национальная оборона» вполне может выйти на уровень в 5−5,5 трлн, или 19%-21% федерального бюджета.

Тем не менее, даже если это и произойдет, российские вооруженные силы уже не смогут восстановить свой потенциал в обозримой перспективе — это не позволит сделать военная промышленность.

Бронетехника

России от СССР достался запас из многих тысяч танков разных моделей (Т-64, Т-72, Т-80 и др.) и десятков тысяч боевых бронированных машин разных типов. В постсоветские десятилетия Россия вела свои разработки в этой сфере и даже наладила производство некоторых моделей, вроде танков Т-90, боевых машин десанта БМД-4 и т. д., но парк ее бронетехники обновлялся в основном за счет ремонта и модернизации тех самых советских запасов. Например, танки Т-72 модернизировались через замену двигателей, установку инфракрасных прицелов Thales и другого оборудования и систем связи.

Основная масса модернизированной и новой бронетехники была получена российскими ВС в период реализации государственной программы вооружений на 2011−2020 гг., которая продолжилась государственной программой на 2018−2027 гг. (пересечение ГПВ-2020 и ГПВ-2027 обусловлено российской бюрократической логикой). Каждый год российская промышленность поставляла в среднем около 650 танков и бронемашин. Из них непосредственно танки составляли: не более 160−170 единиц Т-72Б3/Б3М в год в 2011—2020 гг. с предприятий Уралвагонзавода (УВЗ) в Нижнем Тагиле и Омске (в 2021 году поставки этих танков сократились до 34 единиц) и не более 45−50 единиц Т-80БВМ в 2017−2021 гг. с завода в Омске. Это примерно 1900−2000 модернизированных танков из приблизительно 3300 единиц, находившихся в войсках перед нападением на Украину (не считая тех танков, что оставались на хранении). Остальное приходилось на боевые бронированные машины. И если учесть, что в ВС накануне войны было не менее 16000 боевых бронированных машин разных типов, то доля тех, что были произведены или модернизированы с начала 2010-х гг., немногим превышала четверть от всего парка.

Кроме того, в условиях войны сокращается естественный жизненный цикл имеющейся бронетехники, даже если она не получает повреждений в боях. Так, ресурс двигателей В-84 и В-92 и их модификаций, устанавливаемых на Т-72Б3 и Т-72Б3М, не превышает 1000 часов до капитального ремонта. Учитывая это и неизбежные поломки другого оборудования, можно с уверенностью предполагать, что большинство российских танков, участвующих в нынешней войне, еще до конца 2022 года будут нуждаться в серьезном восстановительном ремонте, требующем заводских, а не полевых условий. Это предположение подтверждается и на основе данных гораздо менее интенсивной чеченской кампании 1994−1996 гг. Тогда в боях российскими войсками было потеряно 65 танков, а общие потери составили около 200 танков — львиная доля всех задействованных в той кампании танков. То есть технические неисправности могут оказывать большее влияние на снижение военного потенциала, нежели боевые потери. И требуются ресурсы, чтобы сломанные танки отремонтировать и/или модернизировать и вернуть их в строй.

Однако эти ресурсы ограничены не только эмбарго на поставки компонентов и промышленного оборудования, поскольку с начала 2010-х гг. даже на производстве танковых двигателей оно импортное. Ограничен и людской ресурс. Например, свидетельства о том, что УВЗ сегодня работает в три смены (круглосуточно) на восстановлении бронетехники, означают лишь, что туда направляются сотрудники с незагруженного производства тех или иных железнодорожных вагонов. Точно так же за год до войны в три смены работал цех по производству цистерн.

Проблема такой авральной организации производства на государственном предприятии заключается в том, что она увеличивает издержки, ведет к росту экономической неэффективности завода и снижению качества выпускаемой продукции. Все эти выводы при этом справедливы и для производства, модернизации и ремонта боевых бронированных машин.

Здесь стоит также напомнить, что УВЗ в 2016 году стоял на грани банкротства, а единственный производитель гусеничных боевых бронированных машин — Курганмашзавод — должен был обанкротиться по итогам 2017 года. Долги этих двух компаний были погашены правительством, а сами они вошли в состав государственной корпорации Ростех, но существенного улучшения их экономической эффективности не произошло. В таких условиях резкое увеличение государственных расходов на ремонт поврежденной или вышедшей из строя бронетехники, а также на модернизацию и приведение в боевую готовность техники, снимаемой с длительного хранения, даст инфляцию издержек в этих компаниях. Ремонт или модернизация каждого следующего танка или боевой бронированной машины будет обходиться все дороже, а скорость и качество этих работ будут снижаться.

После четырех месяцев войны восстановление российского потенциала в области бронетехники до уровня начала 2022 года потребует не менее четырех лет даже при консервативных оценках боевых потерь. При продолжении войны к концу года это будет уже 7−10 лет работы заводов (и это без учета эффекта эмбарго на поставки промышленного оборудования и компонентов, который можно будет оценить позднее). То есть Россия столкнется с проблемой нехватки бронетехники в войсках, которые организационно и численно заточены именно под наличие тысяч танков и многих тысяч боевых бронированных машин существующих моделей. Другими словами, чтобы российская армия могла обходиться их меньшим числом, она должна быть организована и обучена иначе, а технико-технологическое качество имеющейся бронетехники должно быть гораздо выше. При этом рассчитывать на достаточное производство танков нового поколения «Армата» и тяжелых боевых бронированных машин на ее основе России пока не приходится.

Авиация

К моменту начала нынешнего этапа агрессии против Украины у России было 900−1000 различных истребителей, истребителей-бомбардировщиков, фронтовых бомбардировщиков и штурмовиков. Из них в течение 2010-х гг. было поставлено свыше 130 истребителей Су-30М2/СМ, 97 истребителей Су-35 и 124 истребителей-бомбардировщиков Су-34 — всего более 350 самолетов. То есть на пике своих финансовых и промышленных возможностей Россия производила в среднем 30−35 ударных самолетов в год.

Также в распоряжении у России было 400 ударных вертолетов, из которых в течение 2010-х гг. было произведено более 130 Ка-52, свыше 100 Ми-28 и более 60 Ми-35 (модификация вертолета Ми-24) — всего около 300 единиц. То есть производственные возможности в течение 2010-х гг. были на уровне в среднем 25−30 новых ударных вертолетов в год. Тут стоит учитывать, что всего новой и модернизированной авиационной техники всех типов российские вооруженные силы получали до 200 единиц в год. То есть в количественном отношении модернизация и ремонт самолетов и вертолетов играют для России решающую роль.

Планы на 2021−2027 гг. предполагали поставку порядка 150 новых самолетов всех типов, включая 76 истребителей 5-го поколения Су-57 и как минимум 20 истребителей-бомбардировщиков Су-34. С этими планами тоже есть серьезные проблемы, о чем Riddle писал ранее, однако введенные с начала войны против России санкции делают их реализацию еще более трудной.

Получается, что Москве предстоит выбирать. Либо ей надо пересматривать планы и пытаться восполнить количественные потери авиационной техники за счет дополнительного производства в ближайшие годы самолетов и вертолетов, поставлявшихся в 2010-е гг. Либо ей лучше сохранить ставку на взятый ранее курс даже в условиях технологического эмбарго и не гнаться за количеством. Однако с каждым следующим месяцем войны первая опция представляется все более вероятной. Правда, возможность производить самолеты и вертолеты прежними темпами взамен тех, что сбиваются/подбиваются или выбывают из строя по техническим причинам, также вызывает вопросы. Но при любом выборе и при самых благоприятных для Москвы обстоятельствах, потенциал российской военной авиации будет как минимум до 2025 года оставаться ниже уровня февраля 2022 года. Хотя в условиях продолжающейся войны он вряд ли восстановим в принципе.

Высокоточное оружие

Количество крылатых и оперативно-тактических баллистических ракет всех типов, имевшихся у России накануне нападения на Украину, посчитать сложно. Однако сегодня, после использования более 2500 таких ракет, консенсусом является оценка, что Москва сталкивается с их усугубляющимся дефицитом. Кроме того, накануне войны у нее было по несколько сотен крылатых ракет Х-555 и Х-22, которые производились еще в СССР, и сегодня не производятся. Сейчас не производятся и оперативно-тактические ракеты Точка-У, которые российские войска также использовали, несмотря на то, что к началу 2020-х гг. успели перевооружиться на более продвинутые и дальнобойные оперативно-тактические баллистические ракеты Искандер-М. В производстве у России, помимо Искандеров-М, имеются крылатые ракеты Калибр морского базирования разных модификаций и их сухопутный вариант 9М729, из-за появления и развертывания которого в 2019 году рухнул Договор РСМД. Также Россия производит противокорабельные сверхзвуковые ракеты П-800 Оникс, применяемые по целям на украинской земле, и авиационные ракеты Х-101 (замена Х-555), Х-32 (замена Х-22) и Х-59. Есть еще противокорабельные ракеты Х-35, которые существуют в морском, наземном и авиационном вариантах и в последних модификациях имеют дальность до 260 км.

В предыдущие годы российская промышленность ежегодно производила до 55 ракет П-800 Оникс и до 50 баллистических ракет Искандер-М. Производство остальных упомянутых ракет зависит от двигателей. Дело в том, что в советские времена для крылатых ракет существовало семейство турбореактивных двигателей Р95−300. Эти двигатели производились украинскими предприятиями, поэтому после распада СССР Россия начала создавать им замену. Правда, даже на ранних версиях ракет Калибр (до 2014 года), вероятно, стояли эти же двигатели — их снимали со списываемых советских ракет.

С 1990-х и до середины 2010-х гг. Россия смогла разработать три турбореактивных двигателя для своих крылатых ракет: Р125−300, упрощенную версию Р95−300 с уменьшенной тягой и два варианта ТРДД-50. И если Р125−300 по своим характеристикам подходит как раз для Х-35, то две версии ТРДД-50 дают ракетам дальность до 1000 км и 2500 км (или даже больше). Первая из них устанавливается на большинстве ракет Калибр, а также на 9М729 и Х-59. Вторая устанавливается на морские ракеты Калибр-НК и авиационные Х-101, при этом серийное производство этой версии было налажено только в 2014—2015 гг. Стоит также учесть, что производительность труда на предприятиях Объединенной Двигателестроительной Корпорации от 6 до 11 раз ниже, чем у американских компаний Williams International и General Electric, занимающихся производством двигателей для крылатых ракет. В итоге ежегодное производство двигателя ТРДД-50 можно оценить в 45−50 единиц для каждой из двух его версий. То есть суммарное ежегодное производство крылатых ракет Калибр, Х-101, 9М729 и Х-59 вряд ли превосходит 100 ракет.

Что касается противокорабельной аэробаллистической ракеты Х-32, созданной на замену Х-22, то ее серийное производство стартовало не ранее 2019 года, когда для нее началось производство жидкостных ракетных двигателей. Учитывая сумму контракта, 5,26 млрд рублей (примерно $ 84 млн), характеристики ракеты Х-32 и стоимость ракетных двигателей с параметрами, близкими к параметрам двигателя этой ракеты, можно заключить, что речь идет не более, чем о производстве 20 двигателей в год.

Таким образом, всего Россия может производить не более 225 крылатых и оперативно-тактических баллистических ракет в год (без учета ракет Х-35). Для восполнения потраченного ей при нынешних темпах производства нужно не менее 10 лет.