Интервью из прошлого. Леонид Островский: "Москва не могла мне простить переход в "Динамо"

К 25-летию некогда популярной газеты КОМАНДА zbirna.com решила открыть рубрику «Интервью из прошлого», в которой найдем место наиболее резонансным и памятным публикациям разных лет.

Сегодня герой проекта — защитник киевского Динамо и сборной СССР 60-х годов, участник трех чемпионатов мира, трехкратный чемпион СССР, трехкратный обладатель Кубка Союза Леонид Островский. В 1999 году Леонид Альфонсович работал тренером в детской школе Динамо.

«Нередко тренировался на… кладбище»

— Трудным было мое дет­ство. Родился я в довоенной (17 января 1936 года — Прим. А. С.), то есть капиталистической (в чем, кстати, меня потом не преминули упрекнуть) Риге, — вспоминает заслуженный мас­тер спорта. — В 44-м перенес психологическую травму. На за­воде произошла какая-то диверсия. Отцу оторвало руку. Он умер у меня на глазах в судоро­гах: в больнице не смогли быс­тро найти необходимые медика­менты. Увы, не пережили войну и оба моих брата — старший и младший. Остались мы с матерью вдвоем. Пришлось идти на завод зарабатывать деньги.

— И в таких условиях вы ста­ли футболистом?

— Да, вы правы, не до футбо­ла тогда было. Но представьте, что в явно не футбольной Риге некоторые мои сверстники лю­били гонять мяч во дворе. И меня всегда тянуло в их общество. А ведь совсем рядом были и другие компании с бандитско-разбойничьим уклоном. Я поти­хоньку стал заниматься футбо­лом, а когда меня из заводской команды пригласили в детско-юношескую футбольную школу Даугава, мама согласилась. А вскоре мы стали чемпионами Союза среди юношей. В Ивано­во в финале обыграли москов­ское Торпедо — 5:3.

— Тот матч для вас памятен?

— Да. За москвичей играл Эдик Стрельцов. Тогда мы и по­знакомились. Именно в той встрече тренеры определились с моим постоянным амплуа. Я ведь играл до этого в нападе­нии. Перед финальным поедин­ком у нас не оказалось одного защитника. Вот меня и переве­ли на левый фланг обороны.

— Почему именно вас?

— Трудно сейчас сказать. Помню лишь, что я был самым низким в команде.

— Как? Островский ведь не был низкорослым игроком.

— А я потом вытянулся за год. Просто от меня начали тре­бовать хорошей игры головой в обороне и прыгучести. Так вот, мать сшила специальный пояс, я набил его песком и постоянно с ним тренировался, прыгая, причем, часами проделывал эти номера на… кладбище, чтобы никто не видел. Интересно, что, как я уже сказал, подрос за год, не добавив потом ни сантимет­ра. Но больше уже и не нужно было.

— Как вы попали из юноше­ской школы во взрослый фут­бол?

— После успешного выступ­ления в юношеском чемпионате СССР нас — восемь человек взяли в рижскую Даугаву, вы­ступавшую в классе «Б». В это время мне исполнилось 17 лет.

— И вам, очевидно, уже окончательно пришлось бро­сить слесарничать на заводе?

— Да, причем, несмотря на очень нежелательное пониже­ние в зарплате (на заводе я по­лучал старыми деньгами 1200, а в Даугаве мне назначили оклад в 800 рублей), мать пере­чить не стала. Кажется, как раз в то время троим моим сверст­никам, да еще из нашего дома, дали по 15 лет тюрьмы. Не пом­ню уже за что. А вообще жил я с матерью в очень криминоген­ном районе. Не исключено, что если бы не футбол…

«В Торпедо меня пригласил Бесков»

— Из Даугавы, как извест­но, вы перешли в московское Торпедо.

— Это произошло в 1956 году. Мы играли в Харькове. И там же на другой день должны были встретиться Торпедо и свер­дловский ОДО. Вечером мне передали просьбу Константина Бескова (он тогда тренировал Торпедо) заглянуть к нему в гостиничный номер. Бесков предложил мне перейти в его команду. Он не стал обращать внимание на мои сомнения и пообещал, что гарантирует мне место не только в Торпедо, но и в сборной. В общем, довольно быстро уговорил. На календаре было 26 апрели (такие даты, как видите, запоминаются), а уже 2 мая по заверению Бескова я должен был сыграть в Москве против Спартака. Прямо из Харькова я и уехал в Москву с Торпедо. В харьковском мат­че произошла неприятность — Стрельцову сломали нос. Я ездил к нему в больницу, а он по­том меня опекал.

— Бесков поставил вас в со­став на игру со Спартаком?

— Нет. Против Спартака левого защитника в Торпедо сыграл испанец Гомес. Свое место он мне «передал» лишь во втором круге.

— Где вы жили в Москве?

— Сначала в общежитии в одной комнате с армянским вратарем и его женой, а через перегородку — я. Потом его сменил Слава Метревели, кото­рого пригласили в Торпедо осенью. Позже нам с Сафроновым дали по комнате в двухком­натной квартире. Она мне вся и досталась со временем. Но пе­ред переездом в Киев я ее сдал.

— Как сложились ваши взаимоотношения с Бесковым в Торпедо?

— Так я ведь под его руковод­ством почти и не играл. Осенью Бескова заменил Виктор Маслов. Но того Бескова, как чело­века, я помню. По характеру он был спокоен, но злопамятен. В 1963 году мы летели из Италии, где сыграли вничью — 1:1 в от­ветном матче 1/8 финала Кубка Европы (Яшин взял пенальти от Маццолы). Я имею в виду сбор­ную СССР, которую тренировал тогда Бесков. Была нелетная по­года, и Москва не принимала. Сидели в пражском аэропорту, Шустиков обратился к Бескову: «Константин Иванович, пива-то можно выпить?» «Да пей, пожа­луйста», — отвечает Бесков. В Москве получаем премиальные за ничью, а Шустикова штрафу­ют за нарушение режима в аэропорту. «Константин Ивано­вич, так вы же разрешили мне пить пиво», — удивляется Шус­тиков. «А если бы ты спросил, можно ли спрыгнуть с самолета, а я разрешил, ты бы спрыгнул?» — отвечает Бесков.

«В сборную не вернулись трое…»

— Значит, в сборную вас Бесков взял, как и обещал?

— Нет, в сборную я попал, когда ее тренировал Гавриил Качалин. В 1957 году нацио­нальная и молодежная сбор­ные Союза играли в Москве с поляками. Первая сборная по­бедила — 2:0, а молодежная по ходу матча уступала — 0:2, но потом мы забили четыре мяча. Вот тогда несколько человек и взяли из молодежной сборной в первую — меня, Стрельцова, Метревели, Котрикадзе, Медакина… Прошли мы отборочный цикл, и за день до отъезда на чемпионат мира в Швецию некоторых, кто поближе жил, от­пустили домой. В сборную тог­да не вернулись трое ее веду­щих игроков — Стрельцов, Татушин и Огоньков. Не по своей воле, как известно. Они при­гласили девушек на дачу, а по­том последовало обвинение в изнасиловании. Говорить сей­час о том, что ничего подобного не было, не стоит. Да и это дела давно минувших лет, о чем написано в свое время бы­ло предостаточно.

— В Швеции вам так и не до­велось выйти на поле…

— Да, на позиции левого за­щитника действовал москов­ский динамовец Борис Кузне­цов. Я же все время готовился, но, не попадая в стартовый со­став, нельзя было рассчиты­вать на замену, которые тогда попросту не разрешались. К примеру, если получал травму вратарь, его менял полевой иг­рок. Качалин же ставил на мат­чи практически один и тот же состав. Например, провели встречу с англичанами вничью — 2:2. Переигровка с ними за второе место в группе — наш состав не меняется, выигрыва­ем — 1:0. А еще через два дня поединок со шведами, которые неделю отдыхали. Первый тайм наши почти неизменным составом еще неплохо сыгра­ли, даже гол забили, но судья не засчитал — непонятно по­чему. А во втором тайме, как будто гири на ногах появились. 0:2 — шведы пошли дальше. А обидно: у нас ведь хорошая бы­ла команда.

— В Швеции вы впервые увидели Пеле…

— Которого вместе с Гарринчей тоже не ставили на игры. Но они заявили, что не намерены здесь больше находиться в роли болельщиков и уезжают домой. И их тогда впервые выпустили на поле против сборной СССР. Пеле был великолепен, а Гарринча просто затерзал на флан­ге Кузнецова. Бразилия победи­ла — 2:0. Нас же после проигры­ша шведам — в самолет и в Москву. Устроили мощную раз­борку в Спорткомитете, но дали по 80 долларов.

— Не много…

— А больше мы до того и не получали. Это позже уже, быва­ло, платили по столько же за иг­ру в сборной.

«Москва была категорически против моего переезда в Киев»

— Как складывались ваши дела в Торпедо?

— Неплохо. Но я не любил Москву. А когда узнал, что мной интересуется Киев, постоянно думал о возможном переходе в Динамо. Но в Киеве происходила смена тренеров, и в 59-м я собрался возвращаться в Ригу. А Маслов мне говорит «Леня, не выиграем следующий чем­пионат — уедешь». Выиграли и чемпионат, и Кубок. И я остал­ся. В 61-м Торпедо заняло второе место и проиграло в фи­нале Кубка Шахтеру. После отпуска Маслова «ушли» — его сменил Григорий Жарков. И это стало уже не то Торпедо.

В 1962 году мы заняли седь­мое место. Из Киева приехал Вячеслав Соловьев, и я отве­тил ему твердым согласием перейти в Динамо. В Москве мне сказали категорическое «нет!». В любой московский клуб — пожалуйста, но только не в Киев. Одним словом, союзная федерация наложила запрет на мой переход в Ди­намо. Меня вызвали на ковер и сказали, что в противном слу­чае незамедлительно последу­ет годичная дисквалификация. Приглашенный секретарь парт­организации завода предло­жил вообще считать меня вра­гом народа, вспомнив о том, что я родом из буржуазной Лат­вии. Но я собрал вещи, сдал московскую квартиру и уехал в Киев, где мне дали понять, что попробуют все утрясти через Щербицкого и Брежнева. Но именно тогда Щербицкий по­пал в больницу с инфарктом. Пришлось ждать его выздоровления. Одним словом, полче­мпионата я все-таки пропустил и впервые сыграл за киевское Динамо в последнем матче первого круга с ереванским Спартаком — 3:2.

«Во всех грехах обвинили Яшина»

— А перед этим был второй в вашей жизни мировой чем­пионат 1962 года в Чили…

— На который я уезжал еще из Торпедо и где, кстати, сдружился с будущими партне­рами по киевскому Динамо, в частности, с Виктором Канев­ским. В отличие от шведского чемпионата в Чили я отыграл за сборную все матчи.

— Сборная СССР заняла в группе первое место и…

— И это было, наверное, так­тической ошибкой Качалина. Ведь со второго места мы бы не попали на хозяев чемпионата. В группе же обыграли югославов

— 2:0, уругвайцев — 2:1, сделав ничью с Колумбией. Причем, мы вели — 4:1 — при полном нашем территориальном пре­имуществе. И вдруг получаем нелепый гол с углового. Мяч сначала непонятным образом проскочил у Игоря Нетто между ногами, а на ближней штанге стоял Гиви Чохели. Яшин кри­чит: «Играй!» А Чохели послы­шалось: «Играю!» Вот он и про­пустил мяч прямо в ворота. От­куда только у колумбийцев силы потом взялись — 4:3, 4:4! А в конце матча Яшин еще две «де­вятки» вытащил. А ведь сам Бог, наверное, вел к тому, чтобы мы эту встречу проиграли. И тог­да у нас было бы куда более вы­годное второе место в группе.

— А потом драматический матч с Чили…

— Первый мяч получили поч­ти с центра поля — Яшин не уловил траекторию мяча, летев­шего против, ветра. Отыгрыва­емся — 1:1, причем, у нас преимущество. Через пару минут Рохас готовится бить штрафной — тогда свистка арбитра не нужно было ожидать. Яшин дви­нулся влево посмотреть, как стоит стенка, а мяч тем време­нем влетел в правый угол — 1:2. «Давили» мы чилийцев весь второй тайм. Понедельник бьет в перекладину, Месхи с опас­нейшей передачи Вали Иванова попадает прямо во вратаря. Так и не забили. После игры на поле все плакали — чилийцы от счас­тья, а мы, естественно, от горя. В Москве, разумеется, наше выступление в Чили восприняли как неудачу. Особенно шишки сыпались на Яшина, которого обвинили во всех грехах, наме­кали, что отныне место его пер­чаткам на гвозде. И надо же, в следующем году Лев Яшин стал лучшим игроком Европы.

«Разборки» отрабатывали на поле»

— Киев вам предложил более выгодные материаль­ные условия по сравнению с Москвой?

— В Торпедо я получал 180 рублей в месяц. В Динамо — те же 180 плюс 20 «пайковых» и 20 за «звездочки». Тогда это бы­ли нормальные деньги. К тому же Маслов «выбил» через Щербицкого у Совмина до 200 руб­лей премиальных ежемесячно за выполнение плана по набран­ным очкам.

— Приходилось слышать, что, играя за Динамо, вы не прочь были и режим нару­шить.

— Вот как! Так этому в Тор­педо меня научили. Я ведь до Москвы «не употреблял» вооб­ще. А в Торпедо был девиз: «Кто не пьет, тот не играет». Особенно во время зимнего первенства Москвы. Хочешь — не хочешь, а 25 рублей на водку отдай, иначе не попадешь в со­став. Смешно — не правда ли? А в Киеве? Бывало, не идет иг­ра, все злые друг на друга. Мас­лов собирает «стариков» — по-мужски поговорили,.. закусили. Но, во-первых, в пределах разумного, а во-вторых, такие «разборки» ох как нужно было отрабатывать на поле.

— Вы стали чемпионом Со­юза в составе Динамо в 1966, 1967-м…

— А в 1968-м мне для чемпи­онства не хватило буквально 2—3 игр. Я получил травму. Шли дни, недели, потом месяцы, а я не мог полностью восстановить­ся. Тогда и понял, что в свои 32 пора заканчивать с футболом.

— Кто в звездной команде Динамо 60-х был заводи­лой?

— Да многие — и Серебряни­ков, и Сабо, и Турянчик. Попро­буй не заведись — сразу в со­став не попадешь. Это касалось и молодых, из которых больше других, как мне кажется, повез­ло Анатолию Бышовцу. Он, ко­нечно же, был очень талантлив, но в состав попал без особых проблем еще и потому, что в 1966-м много динамовцев уеха­ло на чемпионат мира в Англию.

— Итак, третий ваш мировой чемпионат.

— Сборная под руководством Николая Морозова уже находи­лась перед чемпионатом на 10-дневном сборе в Швеции. Ди­намо же играло календарный матч в Баку. Приглашает меня Маслов и говорит, что срочно нас с Валерием Поркуяном вызывают телеграммой в сборную. Нас потом назвали «тайным оружием русских». Я играл, на мой взгляд, надежно в обороне по очереди с Василием Данило­вым. Поркуян забил четыре мя­ча. Главный же итог английско­го чемпионата — наша сборная в первый и в последний раз вы­играла на нем малые бронзовые медали.

Александр СЕРДЮК, 27.02.1999