Памяти великого тренера. Такие люди не умирают!

Десять лет назад, 13 мая, ушел от нас гениальный Маэстро, с именем которого связаны самые громкие победы советского и украинского футбола. О феномене Лобановского говорят, спорят и по сей день…

Мы в который раз беседуем с Чубаровым в комнате, которая навсегда осталась за Лобановским. По штатному расписанию футбольного клуба Александр Федорович – администратор. Мы сидим за столом, на котором – несколько рукописных портретов Тренера и солнцезащитные очки, те самые, что «Васильич» перед каждым матчем передавал «Федоровичу». На фарт. Тогда, в Запорожье, этот ритуал тоже был соблюден. Но вмешалась судьба...

«Вот уже целых десять лет Мэтра нет с нами»

Благодарные коллеги в очередной раз соберутся на Мемориал его имени. Думаю, не стоит давать качественную оценку футбольной части этого мероприятия… Вот и на этот раз киевское «Динамо» не выиграло чемпионское звание, уступив «Шахтеру», в котором, кстати, Лобановский заканчивал свою карьеру футболиста.

– Знаешь, что по этому поводу сказал бы Васильич? «Работать есть над чем...». Это – его любимая поговорка...

Я соглашаюсь, хотя эта досадная осечка земляков, конечно же, подпортит ощущение всеобщего уважения к великому тренеру, который так не любил проигрывать. В последние годы меня неприятно поражали пустые трибуны динамовского стадиона – неужели организаторам невдомек, что зрители «голосуют ногами» не потому, что их удерживают у телевизора не цены на билеты, а невысокое качество игры родного клуба. Не сумели здесь привить доброе отношение фанатов к любимому клубу, как это было в прошлые годы, а превратили их в воинствующее, пышущее злобой племя!..

Но это, наверное, тема для другой публикации… Сейчас мы с Чубаровым вспоминаем о Лобановском, для которого в футболе мелочей не существовало.

– Для меня, главное было – свыкнуться с его требовательностью, сделать его жизненные правила своими. Несмотря на катастрофическую нехватку времени, Лобановский успевал вникать в такие мелочи, на которые никогда бы не обратил внимание кто-нибудь другой... Может, таким образом он снимал волнение?

– Помню его раскачивающегося на тренерской скамейке…

Многие считают администратора «шестеркой»...

– Когда я шел на эту работу, то предполагал, что в первую очередь надо будет что отнести, поднести, подшустрить, кого-то встретить, кому-то помочь... Но ведь за всей этой «бытовухой» – мой любимый футбол!..

– Александр Федорович, а тебе не обидно, что многие относятся к администратору как к «шестерке»...

– И, хотя многие организационные вопросы без вмешательства администратора не решаются, зачастую так оно и есть. Но, по большому счету, «шестерка» ведь – не самая последняя цифра «в колоде»!.. Бывало, конечно, что кто-то, «с большим номером на спине», вдруг попытается об тебя «вытереть ноги»... Я не обижался – и ждал своего часа… Впрочем, такое случается не только с администраторами.

Здесь я работаю прежде всего потому, что люблю футбол, сроднился с командой и хочу, чтобы ребята всегда побеждали. Если бы ты знал, что происходит с каждым из нас, когда мы выходим из раздевалки в горловину стадиона!.. Идешь вниз, над тобой – тысячи людей, впереди – Лобановский, я – за ним: несу шестой мяч для Толика Демьяненко, который вот сейчас повернется, и я ему вброшу... Ритуал! Таких много – они рождаются сами по себе и умирают вместе с командой. Их у нас, у каждого, столько припасено!..

Выходим. И в этот момент к-а-а-к грохнет стадион: «Ди-и-на-мо!» Сразу: раз – подмышками побежал ручеек, сердце выскакивает из груди, руки – мокрые! Елки-палки! Как же ребятам тяжело!..

Вот ради таких моментов, наверное, и стоит жить! Есть «Динамо», есть команда – больше ни о чем не хочется думать.

Для меня он был и отцом и… ребенком!

Кроме всех прочих болезней, Валерий Васильевич очень страдал от псориаза. Есть такая болячка – «от нервов»... Что только ни делало динамовское руководство, чтобы вылечить Тренера – ничего не помогало: «Валерий Васильевич, так, может быть, вы все же будете лечиться?» – спрашивал Суркис… «Какое может быть лечение! У нас идет тренировочный процесс!». И в этом был весь Лобановский, для которого дело – превыше всего.

– Мне казалось, что он себя не любил: каждый раз находил повод не заниматься собой... Неужели нельзя было его «спеленать» и лечить, пока не выздоровеет?

– Мы, все, кто его окружал, были с ним в разных «весовых категориях»: я ведь уже говорил, как он был непреклонен, если принимал решение. А ведь и сердце работало со сбоями, и голеностопы временами отказывали да так, что приходилось мне выступать в роли «костыля» – ведь по трапу самолета надо было спуститься, чтобы никто не заподозрил, что он неважно себя чувствует...

С Лобановским работало несколько администраторов: Петрашевский, Спектор, Сучков, Пикуза, в последние его часы – Витя Кашпур и я… И со всеми у него были самые хорошие отношения, все старались избавить Тренера от малейших забот. И, уверен, для каждого из нас этот период жизни являлся едва ли не самым главным... Для меня лично он был одновременно и отцом, к каждому слову которого, затаив дыхание, прислушиваешься, и ребенком, с которого сдуваешь пылинки, оберегаешь даже от легкого ветерка...

Запорожье. Последние часы жизни…

– В тот роковой день ты сразу почувствовал, что происходит что-то серьезное?..

– Ничего подобного. В первом тайме все было в порядке. Вот эти темные очки он, как и положено по ритуалу, перед игрой передал мне. Хотя передача волшебных очков непременно должна была происходить именно в этой комнате – тогда мы добивались победы...

– Что же произошло в Запорожье?

– Наверное, многим не нравился его спортивный костюм с нелепыми туфлями, но что поделаешь – у Лобановского очень болели ноги. Собственно, из-за этого он и не поехал на вручение награды в Европу... В Запорожье я приготовил ему новые кроссовки с отрезанными пятками, и он этим был страшно доволен... Ходил «Васильич» вообще очень своеобразно: никогда не наступая на трещинки в асфальте или соединения на плитке, обязательно переступал их с правой ноги... За ним было очень сложно идти: нужно было все время соотносить свои шаги с его. Но в Запорожье, в новых кроссовках он шагал легко, без всякой скованности...

Первый тайм прошел без каких-либо неожиданностей... Вышли на второй тайм – тоже все по плану... Буквально за минуту до этого происшествия он повернулся ко мне: «Чубаров, Несмачного давай...». Андрей быстренько переоделся и заменил Дмитрулина: судья показал, что добавляет четыре минуты – лучше бы он этого не делал!..

И тут я слышу, как Толик Демьяненко вскрикнул: «Васильич, что с вами, Васильич?..» Смотрю, а он привалился к спинке, побледнел и глаза закатываются... «Юрьич!..» – кричу... Подлетел доктор и сразу же, первым делом, ухватился за подбородок, попытался открыть рот, освобождая язык... Удалось это сделать с трудом. Лобановский резко вдохнул воздух, словно вернулся уже оттуда: «А-а-ах!..» Глаза, непонимающе смотрят вокруг: что происходит, где он?.. Малюта начал нашатырем натирать виски... Подъехала «скорая», померяли давление: 230 на 120... «Надо немедленно везти в центр!..» А он уже пришел в себя: «Я еду домой... Все! Мы едем в аэропорт и летим домой!» Подошел Игорь Суркис: «Валерий Васильевич, надо подъехать в центр, а самолет нас подождет. Команда улетит другим... Вам восстановят давление, все сделают и как только вы почувствуете себя лучше, полетим. Надо полежать – полежите...»

Машина «скорой помощи» подъехала вплотную к скамейке и Валерий Васильевич сам поднялся в нее – какие носилки!.. В таких случаях он всегда старался не показывать своей слабости: пару раз ему отказывал голеностоп прямо на трапе самолета, и мне стоило огромного труда удержать его... «Убери руку! Я что – инвалид? Сколько тебе говорить – убери руки!..» – едва не кричал Васильич...

В машине врач попыталась его уговорить лечь, но он не захотел... И тогда я взял его за ноги, врач подхватила за плечи, и мы уложили его... «Что ты мне устраиваешь? Ты можешь здесь жить, а я еду домой!». Приехали в больницу, собрались врачи, уложили его в постель... И вдруг он кого-то позвал – мне показалось, Сережу... Я подошел: «Васильич, вы меня звали?..» «Нет». «А кого?» Молчит... Наверное, звал Сережу Богачека… Но тот ведь в Киеве…

– Что ты устроил!

– Я ничего не устраивал...

И вдруг он произнес фразу, которая нас всех даже успокоила: «Я тебе знаешь, что могу сказать: Гавранчич – очень слабый... Очень! Всего пять технико-тактических действий!..». «Валерий Васильич, а кто же тогда второй гол забил?». «Слабый, слабый... Что с тобой говорить...». И потом повернул голову к Суркису: «Игорь, ты там все взял, все в порядке?» «Мы вас ждем, никуда пока не летим...». И после этого начал говорить какие-то непонятные слова, отдельные слоги... Врачи решили, что ему следует уснуть...

Потом мы поехали встречать врачей из Киева... Прилетели специалисты: Яковенко, Бобров, Головченко – собрался консилиум. Сделали пункцию, обнаружили немного крови... Компьютерная съемка показала, что очаг кровоизлияния не столь значителен, чтобы делать операцию... Решили, чтобы снять напряжение, взять еще одну пункцию – чуть побольше... Буквально сразу же. Он почувствовал себя лучше, нормально задышал... Решили операцию пока не делать. Действия местных врачей профессора оценили на пять баллов, поблагодарили: «Вы оставили его жить!.. Молодцы, что не разрешили ему улететь, иначе бы не довезли!..»

Прилетел Витя Кашпур, сменил меня. Через два дня Васильич пришел в себя: «Почему я небритый?». Витя обрадовался, побыстрей настроил бритву... А он посмотрел на него, как на незнакомого. «Васильич, а вы знаете, кто я?..» «Максим Перепелица, я тебя сразу и не узнал...». Витя обрадовался, продолжает брить... «Ну что ты там бреешь! Не надо ничего делать: я завтра встану и сам побреюсь... Что ты там возишься – я привык сам бриться!»

Адочка дала ему покушать. «А где сок – ты же знаешь, что я йогурт запиваю соком!..» Принесли сок... Он пил только хороший сок – из стекляной посуды...

А потом резко подскочило давление и случилась вторая волна кровоизлияния. Еще не смертельная... Сделали операцию, но ничего не помогло: в районе семи часов сердце остановилось. Сумели его запустить... Слава Богу! Все вздохнули облегченно и пять минут вместе с Ним прислушивались к работе «мотора»... Снова остановка!.. И что уже не делали: минут тридцать – разряд, ток, массаж... Не запустили. Он уже ушел!..

Лобановский навсегда останется великим тренером

– Ты все время стоял у гроба и, наверное, не видел какая длинная очередь стояла под дождем...

– Когда через три часа я увидел, что поток людей не прекращается, то пошел посмотреть на толпу – такого я еще не видел!.. А сколько стояло вдоль Красноармейской!.. Не всякий государственный деятель самого высокого ранга удостаивается такой любви граждан.

– Неужели народ, который больше думает о хлебе насущном, все-таки так любил человека, всю жизнь посвятившего, по существу, «детской забаве»?

– Кому-то, и в самом деле, может показаться, что это – забава, но не зря же говорят, что футбол – это не только игра, времяпровождение или образ мыслей, но и социальное явление, которое каким-то образом помогало народу выжить в наше нелегкое время...

– Ты когда-то говорил, что Лобановский и завтра, и навсегда останется великим тренером... А что ты думаешь сейчас: будут ли люди продолжать чтить его память так, как делали это на похоронах?

– Несмотря на то, что заслуги Лобановского несомненны, его независимая позиция всегда вызывала шквал критики, порой до такой степени неуважительной и безжалостной, что остается удивляться его долготерпению. И это наряду с тем, что в периоды его наивысшего взлета число поклонников многократно возрастало: из него порой делали Мессию, спасителя Отечества, и превозносили до небес, то подвергали уничижительной критике!..

– Зритель редко бывает объективен – ему нужны только победы...

– Спасибо твоим коллегам: таким болельщика воспитала пресса... Зачастую журналисты, демонстрируя свою «объективность», пытаются убедить нас, что находятся «над схваткой»: видите, мне даже Тренер – не указ...

– Правда, и Валерий Васильевич порой давал повод для «полемики»: убедившись в некомпетентности и дилетантизме своих оппонентов, отделывался декларативными заявлениями.

– Но, посуди сам: каково было человеку, для которого футбол как раз и не был «народной забавой», а делом всей жизни, переходить в беседах на банальности, заниматься популяризацией... Я считаю, что анализировать работу тренера по подготовке команды с полным основанием может лишь профессиональный тренер. Да и то не на страницах популярных изданий: ведь среди профессионалов подобное считается не совсем этичным... Знаю, что и у вас, журналистов, существует своя корпоративная этика – стараются друг друга «не сдавать»...

– Слышал, что Лобановский верил в судьбу и был очень суеверен?..

– «Все произошло так, как должно было. Даже, если произошло иначе...» – это его слова. Все спортсмены в той или иной степени суеверны и, анализируя причины своих поражений и побед, обязательно выстраивают цепочку совпадений... Оглянись на свою жизнь: неужели не веришь, что в ней ничего само по себе не происходит и случайностей, по большому счету, не бывает? Наверное, у Лобановского, который так любил статистику и логичность в поступках, в жизни было немало поводов в этом убедиться...

– Как ты сейчас себя чувствуешь, будешь ли менять установившийся с годами ритуал?

– Нас с Лобановским объединил и сблизил футбол и тот порядок, который мы поддерживали в своих отношениях… Связанная с этим последовательных моих действий, за которой все тщательно следили, конечно же будет изменена – там было так много личного... «Зонтик раскрывался» только для Него!.. Он ушел и все закончилось... Мне трудно будет перестроиться.

– Но футбол ведь остается?..

– Да, как это ни странно. Вот мы сейчас сидим в Его кабинете, в который он никогда уже не вернется, говорим о Нем, а я невольно все время жду звонка из Кончи... Знакомый голос хмыкнет в трубку: «Чубаров, ты что, не собираешься на тренировку – Максимыч уже здесь...»

«Никогда не говори никогда!» – это тоже один из его постулатов… Многие считали Лобановского едва ли не монстром, а то еще – «айсбергом», ледяным, неприступным, наглухо застегнутым на все пуговицы... А он ведь был совсем другим – энциклопедистом, философом, книгочеем, фанатиком футбола, преданным другом, умнейшим полемистом, дипломатом и, прежде всего, Великим тренером...

– Ты никогда не сомневался в его футбольной правоте?

– Бывали ситуации, когда что-то мне не нравилось. Но представь себе: кто мы с тобой, а кто – Лобановский! Он сознательно шел к своему футболу всю жизнь и был уверен в своей правоте. А когда я все же пытался что-то доказывать, он пускал в ход свое любимое выражение: «Да, не я это говорю – при чем тут я? Это – не мое видение... Если ты этого не видишь, это – твои проблемы! Футбол так движется, это – эволюция современного футбола! Я только пытаюсь как-то удержаться в этом движении!»