"Бибу и Мунтяна, Сабо, Поркуяна ждут медали, ждут". Евгений Ловчев о великих игроках и тренерах киевского "Динамо" и сборной СССР
Когда-то я вел передачу на радио и мне в эфир постоянно звонил один и тот же болельщик. Он ничего не спрашивал – просто просил: «Евгений Серафимович, расскажите о киевском «Динамо». Я понимал, что память о той великой команде жива в людях, им дороги воспоминания эпохи, в которой они, возможно, были еще мальчишками. Всегда выполнял просьбы того болельщика – порой в ущерб сиюминутным делам. Надеюсь, мои воспоминания о киевском «Динамо» 60–70-х будут интересны и читателям «Советского спорта».
Бывают, но редко, такие люди, которые, условно говоря, музыке не учились, а поют – как будто оперному делу всю жизнь посвятили. Их называют самородками.
В послевоенном футболе таких было довольно много, и их преимуществом, отличительной чертой была любовь к тому делу, которым они занимаются. Виктор Александрович Маслов, знаменитый Дед, как его называли, родившийся еще в Российской империи и прошедший Великую Отечественную войну, как раз из таких. Уникальный человек, изобретатель понятия «волнорез» в тактике советского футбола.
Тренер от сохи, человек, который не всегда по фамилиям называл соперников – потому что просто не помнил.
Для каждого амплуа у него было свое название. Всех уж не упомнить, но полузащитников, точно знаю, он называл лошадками.
В Киеве Дед работал с 64-го по 70-й и в течение трех лет подряд (невиданное достижение для советского футбола тех лет) выигрывал чемпионское звание.
«Динамо» выиграло бы золото и в четвертый раз подряд, но помешал мой «Спартак» – в самом конце сезона мы победили киевлян на их поле и выиграли первенство. А в 70-м, уже во время ЧМ в Мексике, я поближе познакомился с Дедом – его, а также тренера «Спартака» Никиту Павловича Симоняна и Гиви Чохели, наставника тбилисского «Динамо», направили вместе со сборной СССР. Это была премия за сезон 69-го года, когда киевляне, спартаковцы и тбилисцы заняли пьедестал чемпионата страны.
Сейчас мы много говорим о тренерском совете, о том, что, дескать, тренерам сборной нужно общение с наставниками клубов, нужна дискуссия… Приводим голландский опыт – но забываем об опыте советском.
На том, мексиканском, чемпионате мира сборной помогали сразу три клубных тренера. Помогали, повторюсь, но главным оставался один – Гавриил Качалин.
Там, в Мексике, тройка тренеров фактически была коллективным психологом сборной. Вечерком садились на лужайке у гостиницы и травили байки…
Вот одна из них, мне ее пересказал известный форвард киевлян Виталий Хмельницкий. У Деда была какая-то домашняя животина, кошка, по-моему. Все в команде об этом знали. И вот как-то Маслов перестал ставить в состав футболиста Турянчика, фактически первого опорного полузащитника в чемпионате СССР. Тот затаил обиду и решил отомстить. Взял эту кошку за загривок и выбросил со второго этажа. Не учел одного – пластичности животного. Кошка вывернулась и опустилась на четыре лапки. Выжила животина. Находчивая, видно, была.
Вся в Деда. А Турянчика через некоторое время в команде уже не было.
В советские годы, когда сборная СССР играла на чемпионатах мира, наше внутреннее первенство не останавливалось. Команды, у которых забирали сборников, зачастую проваливались. С другой стороны, это был отличный шанс для дублеров.
В 66-м Маслов удивил мир – несколько футболистов «Динамо» уехали на ЧМ, а вместо них заиграли молодые Мунтян и Бышовец. И когда сборники вернулись, места им фактически не было…
Но в 70-м получилось, что не только пятеро игроков «Динамо» уехали на ЧМ, но и сам тренер. «Динамо» после четырех успешных сезонов начало валиться, смены сборникам не было, и через некоторое время после возвращения из Мексики, когда киевляне шли, если не ошибаюсь, на седьмом месте в чемпионате страны, тренера сняли.
Это ведь заблуждение, что в советские времена наставников команд не трогали длительное время, давали три года на создание команды. Нет, все не так, спрос был, возможно, еще и пожестче. История Маслова – тому подтверждение. Один неудачный сезон – и увольнение. Выгнали его перед матчем с ЦСКА, в Москве.
Тот сказал, говорят, спасибо уже за то, что хотя бы дома, в Москве, уволили.
Валерия Васильевича Лобановского люблю и уважаю. Считаю величайшим тренером советского и мирового футбола, добившимся больших побед и воспитавшим – а это, возможно, и есть главное – очень много известных мастеров.
Я много о нем писал в своих «Дневниках» и обязательно напишу еще.
Но сейчас мне бы хотелось показать, что Лобановский – не только футбольный ученый, не только человек, сделавший из футбола математику, но и обычный мужик, ничто человеческое которому не чуждо.
Уже рассказывал, что в 76-м году я готовился на базе киевского «Динамо» в Конча-Заспе к чемпионату Европы и к Олимпиаде. Выходные бывали нечасто, да и после той тренировочной работы, которая предлагалась футболистам, не могу сказать, что у нас оставалось много сил на культурно-массовые мероприятия. Бывало, что меня, москвича, на экскурсии в Киев вывозил Олег Блохин, но по большому счету главным пунктом повестки дня всегда оставалась баня.
Футболисты парились там уже после тренеров. Баню порой не успевали убрать до прихода футболистов, и тогда мы видели всю картину «творческой мысли» наставников. Уборщицы выносили бутылки, и не только газировки.
У меня тогда был шок. Как можно столько выпить?
А сейчас понимаю, что против природы просто не попрешь, – очень многое гениальное в нашей стране рождается именно под это дело.
Лобановский и его помощники не были ханжами. В футболе они опережали время. Но в жизни шли в ногу с этим временем. И это нормально.
Для меня иллюстрацией того, что вратари – не такие, как все, не совсем нормальные футболисты, является эпизод с голкипером «Шинника» Степановым, который, если помните, во время исполнения пенальти соперником ушел к штанге. Что тогда произошло, не может, наверное, объяснить и он сам.
Женька Рудаков, вратарь «Динамо» 60–70-х, удивительно спокойный парень. Впрочем, за долгие годы карьеры нервы расшатаются у кого угодно.
Вспоминаю несколько эпизодов. Знаете, у полевых игроков заведено, что даже на тренировках, когда вратари отбивают мяч после сложного удара, они бегут его добивать – и, конечно, бьют в пустые ворота, пока вратарь не успевает подняться. Дескать, вот тебе, все равно забью. Это иногда жутко не нравилось Рудакову, который начинал пенять форвардам: мол, что вы с метра-то добиваете изо всех сил, совсем озверели? Как-то тираду услышал Валерий Васильевич: «Женя, тебе что, подушечку подстелить в штрафной? Одеяло дать?»
В 76-м сборная СССР играла тренировочный матч в Загребе. И Женьку, чувствовалось, что-то допекли совсем – ну бывает у вратарей такое: представьте, в вас бы всю карьеру били мячом, а от него надо не уворачиваться, а ловить. В одном из эпизодов Рудаков сталкивается с форвардом соперника и, падая на спину, через себя забивает мяч в свои ворота. Все – в шоке. Лобановский в раздевалке говорит: «Женя, я в футболе видел многое, но такого – никогда…»
Это все шутки, но вообще-то скажу вам, что Рудаков – глыба. Представьте нынешний футбол – кто из наших вратарей семь раз становился чемпионом страны? А Рудаков – становился.
Мои личные воспоминания об этом вратаре и радостные, и не очень. Я забил Женьке самый красивый свой гол, но произошло это в двухсторонке. Это было, как сейчас помню, в 72-м году, в Берлине, когда сборная летела в Швецию и ожидала рейс на Стокгольм в Германии.
Нам устроили двухсторонку, я по левому флангу вышел к воротам и уже почти на лицевой линии иду на Рудакова. Угол острейший, бить сложно, но надо искать щелочку. Ситуация, в общем, из разряда тех, кто кого перестоит, у кого нервы крепче. Замахиваюсь, но Рудаков не падает, стоит… Секунду, две, а потом все-таки начал падать. Я подсек мяч в верхний угол. Гол – красотища.
Ну а нерадостное воспоминание – это история очередной советской футбольной реформы, когда по истечении у команд лимита ничьих придумали бить пенальти. И вот «Спартак» играет в Киеве, и я в первой пятерке бьющих. Иду к мячу, устанавливаю, бросаю взгляд на вратаря. И чудится мне, что правая рука у него до одной штанги достает, а левая – до другой. Бить некуда! Разбегаюсь, бью в угол – штанга!
Женька меня практически до удара запугал, переиграл в психологии. Но больше я пенальти не бил. Не только Рудакову. Вообще никому.
Спустя годы, когда киевское «Динамо» уже тренировали Валерий Лобановский и Олег Базилевич, на тренировочную базу в Леселидзе приехал Дед.
А у Лобановского была особая система тренировок, условно обозначенная буквами латинского алфавита: А, В, С. Очень много разговоров было вокруг этого новаторства.
Приехал Дед, смотрит тренировку. Подзывает Базилевича и говорит:
– Что-то я не понял, в чем тут новизна? Тоже мне новаторы! Я вас разве не по новой системе тренировал – не в системе D?
– В какой, Виктор Саныч?
– В системе «Деньги».
Сан Саныч Севидов работал в киевском «Динамо» после Деда, в 71-м году, и за три года с командой один раз выиграл золотые медали и дважды – серебряные. Именно при нем в основном составе стал появляться Олег Блохин.
Но случилось несчастье – в финале Кубка СССР в 73-м против «Арарата» при счете 1:0 тренер поменял форвардов: сначала Онищенко, а затем и Блохина, вместо которого вышел защитник Зуев. Замена была сделана, как говорят, с той целью, чтобы Зуев получил звание заслуженного мастера спорта. В итоге «Арарат» в основное время сравнял счет, а в дополнительное забил еще один гол и выиграл Кубок.
И еще за три тура до конца чемпионата Севидова сняли, а «Динамо» в итоге упустило золотые медали.
Судьба Сан Саныча вообще сильно била. Вспоминаю сезон 79-го года, когда тренеру в «Динамо» – уже московском – удалось собрать отличную команду. Такую «балду» (кто знает состав, меня поймет), которая в первых пяти турах чемпионата одержала пять побед и твердо намеревалась побороться за первенство.
Но вдруг Севидова снимают. Оказалось, что во время нашего (а я к тому времени перешел в «Динамо») предсезонного турне по США (мы играли в мини-футбол) Сан Саныч после одного из матчей поехал в гости к своим старым знакомым, эмигрировавшим из Киева в Штаты.
Оказалось, что по возвращении домой один из руководителей делегации написал рапорт об этом. История вообще вышла мерзкая. По заведенной традиции мы, футболисты, которые выезжали за рубеж, старались привезти какие-то подарки тем, кто был лишен этой привилегии: работникам базы, клуба… В общем, собирали коллективно денежку, а потом кто-то один покупал подарки.
Сан Саныч собрал деньги, а подарки купил руководству ЦС «Динамо» и московского городского совета «Динамо».
В общем, вызвали Севидова на разбор в ЦС «Динамо» и начали чихвостить за антисоветчину – мол, зачем с эмигрантами встречался? А в заключение спросили – кому это вы деньги собирали в поездке и кому подарки купили?
Что тут ответить? Но Севидов решился – ребята, я же вам подарки уже отдал.
Это было приговором. Из команды его убрали. А «Динамо», великолепно стартовав, заняло только пятое место.
Даже в те, советские еще, времена тренеры жаловались, что смены нет, что игроков хороших – раз, два и обчелся. За классными, перспективными мастерами начиналась охота.
История перехода Виктора Колотова в киевское «Динамо» из казанского «Рубина» происходила на моих глазах в буквальном смысле слова.
Колотов был вызван в сборную СССР (ею руководил Валентин Николаев), и по возвращении из зарубежной поездки в аэропорту «Шереметьево» к нему подходят двое военных, просят предъявить документы и спокойно сообщают, что Виктор призван в ряды Вооруженных сил.
Мы, футболисты сборной, наслышанные о том, что Колотова обхаживают «Динамо» (Киев) и «Торпедо», понимаем, что в гонку включилось еще и ЦСКА, которым и руководил Николаев.
Мы к Валентину Александровичу: «Помогите парню!» Он – ни в какую, я тут, говорит, ни при чем. И действительно, какой же тренер откажется от Колотова?
Дальше военные говорят Виктору: получайте багаж и пойдемте за нами. Эта двойка отходит куда-то покурить, но тут появляется другая двойка, уже из Киева. Эти парни оказались пошустрее. Как говорили, они заплатили деньги тем работникам аэропорта, которые возят вещи от самолета, и на их машинке через взлетную полосу вывезли Колотова на шоссе, где уже ждало такси! Далее – рывок до Калуги, а там – до Киева!
Вот так совершился самый громкий трансфер 71-го года.
Далее в газетах начинается травля Виктора, появляются статьи, в которых труженики различных производств пеняют футболисту за рвачество. Шахтеры, к примеру, перепутали Колотова с однофамильцем Василием, чемпионом мира по штанге, и выразили ему свой протест, обвинив в меркантильности. Такие были времена…
Но прошли годы, которые и расставили все по своим местам. Виктор Колотов стал одним из тех самых ярких капитанов той поры советского футбола, когда лидеры команд не ныли в газетах, что их забижают, а доказывали свою состоятельность на поле.
А в аэропортах впоследствии Виктора встречали только поклонники – после великих побед.
Мунтян Володя. Полузащитник киевского «Динамо» и сборной СССР. Нас часто путали – рост и телосложение очень схожи.
Памятна песня, которую в 60–70-х пела вся Украина: «Всюду гарно грают киевляне, не страшны им форварды-тараны. Бибу и Мунтяна, Сабо, Поркуяна ждут медали, ждут!»
Вовка был диспетчером, с великолепным пасом, ударом. Могу вспомнить только одного такого красивого, очень элегантного футболиста – торпедовца Валерия Воронина.
С Муней, а я могу так называть Володю, так как мы давно знакомы, у меня связана анекдотичная история гола-фантома.
75-й год, сборная играет со Швейцарией в Цюрихе в рамках отбора на чемпионат Европы. Команда почти целиком состоит из футболистов киевского «Динамо». Я за 15–20 минут до конца подключаюсь по левому флангу, на центральной линии разворачиваюсь лицом к полю и вижу, как по центру открывается Муня. Делаю длинный пас, он принимает мяч на грудь и метров с 25 забивает гол. 1:0, победа.
Вечером в отеле нас приглашает в номер Николай Николаевич Озеров, который вел репортаж. И говорит, что сейчас будет прямой эфир, расскажите, как гол забили. Мунтян говорит что-то вроде – ну что я, мне пас Женька дал, я ударил, как получилось, – и попал. И передает мне трубку. Я что-то говорю – мол, это все Вовка…
Впоследствии ко мне очень многие подходили и благодарили за великолепный… гол в ворота швейцарцев. Редко-редко кто сказал спасибо за пас.
Я сначала возражал, а потом перестал. Гол-то красивый!
