Сергей ПОЛХОВСКИЙ: "С появлением легионеров Лобановский почувствовал, что теряет нити управления игроками"

Ольга КУНГУРЦЕВА
"Бульвар Гордона"

Многие из нас начинают утро трудового дня со спортивных теленовостей на канале "1+1" в исполнении обаятельного Сергея Полховского. Его репортажи и комментарии обладают удивительным эффектом - мы как бы лично присутствуем в эти минуты на футболе и душераздирающе вопим: "Гол!!!", мчимся на горных лыжах или же совершаем тройной тулуп на чемпионате мира по фигурному катанию.

В обычной, нетелевизионной жизни Сергей Полховский несколько иной: в первую очередь это рафинированный эстет, настоящий знаток изобразительного искусства, фотографии, коллекционер редчайших записей классической и симфонической музыки, а также мировых киношедевров.

"ВАСИЛЬИЧ ВСЕГДА ОЧЕНЬ ЭЛЕГАНТНО ОТКАЗЫВАЛСЯ ОТ ИНТЕРВЬЮ"

— Далеко не все зрители в курсе, что Сергей Полховский не только известный спортивный телекомментатор, но и пресс-атташе знаменитого футбольного клуба "Динамо" (Киев). Несколько лет вы проработали вместе с Валерием Васильевичем Лобановским. Это правда, что он не жаловал журналистов?

— В принципе, да. Лично я, будучи ведущим программы "Проспорт", долго искал к нему подход. Мне, наивному, казалось, что я могу рассчитывать на эксклюзив. Звонил тренеру часто и настойчиво. Васильевич никогда категорично не говорил "нет". Впрочем, так же, как и "да". Уклонялся от интервью элегантно: "Я не против, только позвоните где-то через недельку". Через недельку предлог оказывался уже иным: "Я не против, но давайте встретимся после проведения такого-то матча". За игрой следовала еще одна, потом еще и еще — так до бесконечности. Уже после третьего звонка несложно было понять, что не хотят ни твоего интервью, ни тебя. Но у журналистов нахальство — необходимое условие для работы, поэтому я продолжал активно его бомбить.

— Лобановский не раздражался?

— Нет-нет, никогда. Хотя добро я все равно не получил. Когда стал пресс-атташе клуба, казалось, теперь все карты в руки, а вышло: сапожник без сапог. С одной стороны, Васильевич постоянно находился рядом, с другой — не возникало острой необходимости для подобной беседы. А интервьюировать просто так, без повода вроде и ни к чему. Зато для других журналистов два раза мне удалось организовать эксклюзив.

— Обидно не было?

— Нет. Счастливчиками оказались коллеги из Норвегии. Правда, свалились они как снег на голову, но им повезло — Лобановский находился на стадионе "Динамо" и неожиданно для всех легко согласился на беседу. Возможно, с иностранной прессой ему было интереснее беседовать, нежели с нашей. У него сложилось свое отношение к пишущей братии, так же как и свой взгляд на мир в целом. Он, по-моему, ревниво относился ко всем тем, кто высказывал свои мысли о футболе. Внутри себя он сортировал людей на тех, чье мнение совпадает с его, и на тех, чье не совпадает. Вторых оказывалось больше, и он их как бы "отбрасывал".

— Наверняка считал, что многие спортивные журналисты пишут по-дилетантски?

— Вы правы, хотя, мне кажется, здесь присутствовал некий второй план. Лобановский был отличным дипломатом и серьезным футбольным политиком. Во все времена ему приходилось лавировать между всевозможными политическими силами. Хорошо, когда ты выиграл, следовательно, имеешь право говорить с позиции победителя, которых не судят. Ну а если проиграл... Среди журналистов он имел союзников. Но таких было раз-два и обчелся. В Москве, правда, чуть больше. К примеру, Саша Горбунов, который сейчас готовит к изданию несколько книг о Лобановском и его семье.

В последнее время пришла новая генерация работников пера. Васильевич не мог смириться и согласиться с тем, что перед ним сидят 23-летние мальчишки, которые толком не знают, что такое журналистика. Многим было достаточно явиться с диктофоном на пресс-конференцию, записать нужные слова, расшифровать и в таком вот виде сдать в печать. Хотя случалось, что задавались колкие, неудобные вопросы. Лобановский закипал, злился, иногда бывал резок, крайне несправедлив.

— Кого-нибудь удалял с пресс-конференции?

— Нет, никогда. Хотя, бывало, бросал реплику, после которой журналист со слабыми нервами мог вылететь из зала, хлопнув дверью. К примеру, однажды он обратился к сидящему в зале корреспонденту: "Кажется, вы — тот самый журналист, который сегодня пишет о политике, завтра — о сельском хозяйстве, послезавтра — о спорте". Человек, о котором шла речь, действительно писал именно так, но делал это вполне профессионально.

Еще Лобановский бывал недоволен критикой в свой адрес, идущей со стороны московской прессы, особенно в последние годы жизни. Они разбирали его работу по косточкам, рассматривали чуть ли не под микроскопом. К примеру, талантливый московский журналист Порошин со щемящей болью писал репортажи о последних матчах Лобановского, в которых команда проигрывала. Но говорил при этом весьма нелицеприятные вещи, они ранили Васильевича. Думаю, в глубине души мэтр соглашался с этим комментатором, но не мог позволить себе это показать на людях. Васильевич не хотел, чтобы болельщики не дай Бог увидели, что он стар, что он слаб. Это страшно! Хотя внешне держался здорово. Я полагаю, что конфликт, разыгравшийся в его душе, плюс начавшийся на постоянной основе конфликт уже в самой команде, когда Васильевич начал чувствовать, как теряет нити управления игроками (а это произошло с момента прихода легионеров), и стал причиной его преждевременного ухода.

"ПРИ МАЛЕЙШЕЙ ВОЗМОЖНОСТИ ФУТБОЛИСТЫ И В САМОВОЛКУ СБЕГАЛИ, И 100 ГРАММОВ ПЕРЕД МАТЧЕМ УПОТРЕБЛЯЛИ"

— У него никогда не возникала мысль оставить футбол?

— По-моему нет. Можно лишь предполагать, что творилось в его душе. Он чувствовал, что его время безвозвратно уходит. Валерий Васильевич вырос в условиях административно-командной системы, был полковником Лобановским, мог сказать, приказать, потребовать. Знал, как засадить футболистов на базе, как держать их под неусыпным и жесточайшим контролем, следить, чтобы все вовремя поели, чтобы не пили, в одно и то же время ложились спать. А главное — выходили играть, и чтобы от их игры он как тренер получал достойный результат.

Конечно, стало нелегко, когда в команде появились иностранные футболисты. Украинскому или российскому спортсмену Лобановский мог сказать пару ласковых, а еще лучше — просто посмотреть в глаза. Человек мгновенно все понимал. Ну а что тренер мог объяснить венгру, болгарину, румыну, которые приезжали с переводчиками, а то и вовсе без них? Во-первых, мешал пресловутый языковой барьер. Во-вторых, они — совершенно другие футболисты. Эти спортсмены приехали из-за границы, они открыты миру, свободно передвигаются из страны в страну, пользуются интернетом, смотрят спутниковое телевидение. То есть обладают огромной информацией.

Когда Лобановский начинал тренерскую карьеру, он тоже обладал эксклюзивной информацией о всех своих соперниках. Но если бы вы знали, как он ее собирал! С помощью радиорелейки, которая находится рядом с Владимирским собором, на крыше Политехникума связи, подключался к системе Евровидения и Интервидения, смотрел венгерское ТВ, которое транслировало матчи зарубежных команд. Таким способом Васильевич наблюдал их в деле. Для него собирали специальную прессу, которая по понятным причинам поступала крайне нерегулярно. А сегодня все под рукой: хочешь — смотри итальянский чемпионат, хочешь — французский.

Постепенно Васильевич терял свою эксклюзивность, а вместе с ней и влияние. Он понимал, что дальше хода нет. Не могу представить, как бы он работал в сегодняшней команде, где играют четыре бразильца, нигериец, марокканец.

— Футболистам киевского "Динамо" Лобановский запрещал давать интервью?

— Я бы так не сказал. Но он внимательно читал все, что они там говорили. А затем выдавал такой нагоняй, после которого уже сами игроки бежали от прессы, словно черт от ладана. Сегодня все они прекрасно понимают, что без журналистов прожить нельзя, в первую очередь освещение в СМИ выгодно самим спортсменам. Да и Лобановскому, который в свое время все это дело мог запретить, тоже было выгодно.

— Что он еще строго-настрого запрещал? Следил, к примеру, чтобы жены перед завтрашним матчем не устраивали скандалы?

— Это мне неизвестно. Хотя многие до сих пор вспоминают, как Йожеф Сабо выдал латвийскому легионеру-футболисту Марису Верпаковскису, который в последнее время стал играть хуже: "А что вы от него хотите? Человек только что женился". Мне кажется, Сабо в какой-то степени почерпнул этот подход именно у Лобановского. Тот всегда повторял: "Мелочей в подготовке к футбольному матчу не бывает. Подготовка — цикл компонентов, в том числе и строжайший режим. В нем все ритмично, строго регламентировано. Только так футболист может максимально сконцентрироваться. Боже упаси нарушить привычный ход вещей!". Я согласен с таким его подходом.

По мнению Васильевича, появление на базе журналистов с просьбами об интервью отвлекало футболистов от главного — от подготовки. В какой-то мере пресса заставляла игрока расслабиться, забыть о предстоящей игре. И с этим я тоже согласен.

Вот я, к примеру, не суеверен. Но когда захожу в студию, в руках обязательно держу очки, ручку и скрипт (сценарный план). Первое, что я делаю за время 10-летней работы на канале "1+1", — аккуратно раскладываю эти три предмета на столе, лишь потом направляюсь к гримеру. Дальше — студия, микрофон, эфир. Это заведенный порядок. Я отдаю себе отчет, что если в нем что-то и нарушится, эфир состоится. И все-таки не меняю свой ритуал.

У Лобановского тоже был ритуал — жизнь по строго заведенному распорядку. Не забывайте — он был полковником. Когда мы с ним ездили в Италию, пресса так и писала: "Колонелло Лобановский". Он жил по уставу и от всех требовал строгого его выполнения. Ограничивал своих подопечных от тесного общения с внешним миром. Его вполне устраивала система жизни на спортивной базе, которая была построена ЗАО "ФК "Динамо (Киев)", исходя из требований самого Валерия Васильевича. Там был создан своеобразный микромир, который существовал в отдельном, автономном режиме. Вокруг мог 100 раз пронестись ураган "Катрина", смениться правительство и так далее — на базу катаклизмы не влияли. Там всегда царили спокойствие и порядок. Если, к примеру, отрубится свет, припасены генераторы, которые вырабатывают электричество...

Сейчас футболисты так не живут — приезжают на тренировку, после отправляются домой.

— И что, не остаются на базе?

— За день до игры остаются ночевать, в связи с каким-нибудь особым случаем — на две ночи... А так — живут своей обычной жизнью, отдыхают в любимых местах, встречаются с друзьями.

— Нарушают режим...

— И режим нарушают. Но это тот случай, когда идет становление профессионализма. У человека есть возможность расслабиться, а он себе этого не позволяет, поскольку знает — завтра тренировка, послезавтра — игра.

При Лобановском наши футболисты безвылазно сидели на базе. И при малейшей возможности, даже зная, что завтра игра, могли чухнуть через забор в самоволку. И это объяснимо — запретный плод всегда сладок.

— Куда они в самоволку чухали — к женам, дамам сердца или..?

— Ой, да куда угодно.

— Надеюсь, не в бар перед матчем?

— Все были молодыми, здоровыми, горячими. Кровь с молоком! И выходило, что, даже если вчера погуляли, сегодня все равно отлично сыграли. Всякое у них бывало — и по 100 граммов перед выходом на поле, и другое. Правда, я при этом не присутствовал, поэтому врать не буду, но то, что систему Лобановского называли казарменной, — факт. Когда тренеру удавалось держать ее в состоянии равновесия, все шло как по маслу. Так за всем ведь не уследишь.

Нынешние профессионалы знают, что тренировка с чрезмерным потреблением пива в первую очередь им самим навредит. Сейчас другие требования к игрокам. Впрочем, так же как и условия работы. Помню заголовок в газете "Команда", предваряющий интервью с Леонидом Буряком, на то время тренером тульского "Арсенала": "Позволь нашим футболистам выпить бокал пива, они выпьют литр водки".

"В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ "СОВЕТСКИЙ ЧАСОВОЙ" Я ПОПАЛ ПО БЛАТУ"

— Лично вы по-прежнему придерживаетесь здорового образа жизни?

— Скажем так, по мере сил стараюсь.

— И гречневую кашу ни на какую другую не променяете?

— Почему же — я полюбил еще и рисовую. Раз в неделю позволяю себе немного сухого вина.

— Продолжаете собирать коллекцию классической музыки?

— Да. Помимо компакт-дисков, начал покупать DVD, и не только музыкальные, еще и фильмы. Приобрел две работы Ларса фон Триера. Они некоммерческие, сняты в стиле "Догмы". Мечтаю собрать коллекцию кинокартин, которые стали лауреатами самых крупных кинофестивалей, но задание это практически невыполнимо. Преклоняюсь перед творчеством немецкой кинодокументалистки Лени Рифеншталь. Она прожила 100 лет, и жизнь ее круче любого кино.

— С какого возраста у вас обнаружилась страстная любовь к классической музыке? Наверняка ровесники "Битлз" слушали, "Роллинг стоунз"...

— Я и сам ими увлекался. Просто мое детство прошло в эпоху радиоточек, или "брехунцов", как их еще называли. А они, как известно, не только партийные лозунги да отчеты с партийных съездов транслировали, но и много хорошей музыки. Часто это были симфонические концерты, оперные спектакли в прямой трансляции из концертного зала.

— Вы же пропадали на стадионе — то боксом занимались, то футболом. При чем здесь симфоническая музыка?

— Так я еще и уроки делал, параллельно слушая радио. Вначале думал, что такая музыка в одно ухо влетает, в другое вылетает. Оказалось, услышанное оседало глубоко внутри, развивало вкус. К тому же я учился в 78-й школе, которая славилась тем, что организовывала ученикам постоянные походы на концерты и в театры. Эти впечатления легли в нас какими-то семенами, которые до поры до времени не прорастали.

— Ростки появились уже в зрелом возрасте?

— Конечно. У меня была целая эпопея, связанная с первой в Киеве FM-радиостанцией "Радио Рокс". Там я вел передачу о классической музыке, за что до сих пор благодарен известному ди-джею Олегу Буренину. Согласен был трудиться бесплатно, такой кайф ловил от работы. Тем не менее мне платили гонорар. Смешные, конечно, деньги, и тратил я их все до копейки на покупку новых дисков.

— Но ведь вы не консерваторию окончили — факультет журналистики в университете.

— Да, и мечтал стать журналистом. Но сразу после университета оказался в армии. Именно служба способствовала судьбоносным поворотам. Там я познакомился с выпускниками Театрального института имени Карпенко-Карого — оператором Андреем Владимировым и режиссером Андреем Бенкендорфом. Наши койки стояли рядом, кроссы тоже вместе бегали. И постоянно говорили о кино.

— Вы были примерными воинами?

— Какая же армия без самоволок? Хотя, по большому счету, отлучки были ни к чему: мы имели свободный выход в город, так как служили в редакции газеты "Советский часовой". Андрей Владимиров был там фотокорреспондентом, я — журналистом, а Бенкендорф — клубным работником.

— По блату на приятную службу попали?

— Конечно. Всю жизнь мама проработала в Министерстве внутренних дел на скромной должности машинистки. К ней вечно выстраивалась очередь из высоких чиновников, каждый просил побыстрее отпечатать документы. За все услуги мама всего один раз в жизни попросила кого-то из них помочь сыну со службой. (Смеется).

— Тем не менее на канал "1+1" вы пришли не со спортивным, а с музыкальным проектом?

— Да, это было продолжение темы "Радио Рокс". В газете прочитал интервью с Александром Роднянским, где он поведал о запуске нового телеканала. Я лишь за голову схватился: "Боже мой, почему он в таком серьезном проекте ни разу не упомянул о классической музыке? Этот бриллиант достоин хорошей оправы". Накатал пару страничек проекта и предоставил его Юрию Макарову, с которым познакомился на "Киевнаучфильме", где начинал сценаристом (через год Юрий появился на канале "1+1"). Именно Макаров рассказал обо мне Роднянскому. Тот обрадовался: "Почему Сергей до сих пор не с нами? Зови его немедленно!". Я прошел нечто похожее на пробы, ну и пошло-поехало. Но вместо классики мне предложили делать более актуальные спортивные репортажи.

"НЕ ТАКОЙ УЖ Я ПРИМЕРНЫЙ СЕМЬЯНИН"

— Прямой телеэфир — штука коварная. Очень сложно было?

— Конечно. Никогда не забуду свой первый опыт в программе "Проспорт". 6 января 1997 года, сочельник. Днем идет запись моих подводок. Держу в руках текст, который должен озвучивать. Думал, легко, без подготовки скажу его в камеру, а в спасительный листок даже не загляну. Не тут-то было — осечка, вторая, третья. Вместо намеченного говорил Бог знает что, фразы строил вопреки законам синтаксиса, запинался, не вписывался в обозначенное время. Зубы уже чуть ли не чечетку отбивали, к тому же солнце начинало садиться, пропадало освещение. Представляете, что это получалось? Вещать начал средь бела дня, причем яркого, заканчивал чуть ли не в потемках. Но когда два первых лица на канале посмотрели нашу программу, всех поблагодарили и оценили ее со знаком "плюс". На мое подглядывание в бумажку с текстом отреагировали с пониманием и улыбкой.

— Скажем, не смертельный, но провал. А каков был успех?

— За каждый выпуск внутренне я сам себе выставляю оценки. Пятерками практически не пользуюсь, все больше в хорошистах хожу. Что касается программы "Проспорт", — а у меня было 150 выпусков — один раз я все-таки остался собой доволен. Это произошло во Франции, во время чемпионата мира по футболу в 1998 году. Канал "1+1" купил право трансляции, оператор вместе с режиссером и я отчалили в Париж в 42-дневную командировку. С помощью знакомых сняли там квартиру.

Вся бытовая и финансовая сторона поездки была решена руководством. Оставалось главное — выполнение творческих задач, а их было много — 40 ежедневных перегонов уже готовых материалов на Киев, причем ровно в 15.00, из отделения агентства "Рейтер". Настоящий конвейер!

— Вы там же монтировали?

— Монтажный стол привезли с собой, сегодня такая техника воспринимается как гроб. (Смеется). Службу несли, словно солдаты в армии. На календарике каждый прожитый день крестиком зачеркивали. Ритм был серьезный, по-своему превращался в рутину. Если честно, мы дождаться не могли, когда чемпионат закончится. Но самым сложным оказался последний перегон.

Играли команды Бразилии и Франции. По расписанию выпуск "Проспорт" начинался сразу по окончании матча. Я должен был появиться на экране и объявить о победе одной из команд. Сделать это в 12 часов ночи нереально — мы элементарно не успевали. Вот и прибегли к военной хитрости.

За день до самого матча записали... два варианта грядущей победы и в таком вот виде отослали в Киев. Конечно, с большим энтузиазмом я произносил речь о победе французов. Бразильский вариант получился менее эмоциональным. В Киеве, сразу после окончания матча, режиссер ловко, словно карту из рукава, достал нашу версию о победе Франции. Дома творческую бригаду "Проспорта" встречали как героев, никто так до конца и не смог понять, как же мы умудрились сработать столь молниеносно. А мы ведь все заранее подгадали — снимали вечером на фоне ночного Парижа, светящейся Эйфелевой башни. Эффект оказался потрясающим.

— В Киеве вас медалями наградили?

— Премию всем выписали. А медали я сам вручал. Привез из Парижа памятные серебряные (на золотые денег не хватило), специально выпущенные к чемпионату. Не помню, сколько их всего было, но раздал все до единой. Думал, куплю для себя в следующую свою поездку. Увы, такие медали больше не выпускали. Право "первой брачной ночи" досталось Александру Ефимовичу Роднянскому. Но я поступал хитро — вначале интересовался, какой матч больше других понравился, и когда в ответ звучало, к примеру, "Аргентина-Англия", словно фокусник, доставал круглый серебряный сувенир именно с таким обозначением.

— Напоследок о жизни вашей личной. Говорят, Сергей Полховский — примернейший семьянин?

— Ну, не такой я и примерный. (Хохочет). Хотя с женой уже много лет живем душа в душу. Во всяком случае, мне нравится. Еще я стал дедом. Внучке Варваре два года и семь месяцев.

— Как Варвара реагирует на появление дедушки в телевизоре?

— Узнает, говорит: "Папи". Она нас с бабушкой обожает, и девочке абсолютно все равно — на экране деда или дома, на диване. Главное, что я есть. До ее рождения мы с супругой на выходные обязательно выбирались в лес на весь день. Сейчас все больше приходится оставаться с внучкой, с ней по зарослям пока особо не побродишь.

— Деньги по-преж нему тратите не на шмотки, а на путешествия?

— Конечно, хотя со вводом евро все стало безумно дорого. В этом году мы на машине все-таки доехали из Киева до Ла-Манша. Для нас с женой такие поездки давно не приключения — привычка. Тем более что к комфорту особо не стремимся, нас устраивает элементарный набор удобств. Пятизвездочный отель не обязателен.