12 квітня 2020 20:07

Интервью из прошлого. Игорь Беланов: "После того пенальти в финале три ночи не мог уснуть"

К 25-летию некогда популярной газеты КОМАНДА мы решили открыть рубрику «Интервью из прошлого», в которой найдем место наиболее резонансным и памятным публикациям разных лет, пишет zbirna.com.


Сегодня герой проекта — легендарный форвард киевского Динамо и сборной СССР 80-х годов, обладатель Золотого мяча, обладатель Кубка кубков, двукратный чемпион СССР, вице-чемпион Европы Игорь Беланов. В 1999 году Игорь Иванович занимался бизнесом в родной Одессе.


«Малофеев завел сборную в тупик»


— Игорь, вы-то сами считаете се­бя футбольной звездой?

— А вы меня?


— Несомненно.

— Тогда и я не буду скромни­чать. Ведь признали же меня как-то лучшим игроком Европы.


— Позвольте напомнить — в 1986 году это произошло. Если вы не против, давайте-ка с это­го события и начнем наш разго­вор. Что же случилось тогда, ка­жется, за две недели до мексиканского чемпионата мира?

— Вы, естественно, имеете в виду смену главных тренеров сборной СССР — Малофеева на Лобановского. Это, напомню, произошло через несколько дней после того, как киевское Дина­мо в Лионе е финальном матче с Атлетико выиграло Кубок куб­ков. Но не только это событие ста­ло поводом для предложения Лобановскому вернуться в сборную. Просто на то время Малофеев за­вел команду в тупик, не находя, на мой взгляд, из него выхода.


— Вы ведь тогда уже были в сборной?

— Правильно. Малофеев меня в нее и пригласил. Но потом я, мягко говоря, его просто не по­нял, когда он меня абсолютно не­заслуженно раскритиковал на виду у всех за мой дебют в проиг­ранном отборочном матче в Ко­пенгагене (5 июня 1985 г. — А. С.) с датчанами. Да, мы уступили сильному сопернику на его поле — 2:4, да, это был мой не лучший матч, но зачем же было все ва­лить на меня. Надо же, по словам Малофеева, на поле находилось всего 10 человек. А Беланов, мол, что был, что не был.


Мне стало не по себе, когда я об этом услышал. Да и не только я обиделся на Малофеева за оскорбительные высказывания. А ведь и невоору­женным глазом было видно, что он просто ошибся с тактической установкой на игру. Нам было приказано постоянно атаковать большими силами, а значит, рис­куя время от времени оголять собственные тылы. И это против датчан?! Чему же тогда удивлять­ся, что они несколько раз пойма­ли нас на контратаках.


— После Дании Малофеев от­казался от ваших услуг?

— Да, правда, выпустив еще меня через пару месяцев на по­следние 10 минут вместо Блохина в товарищеской встрече с Ру­мынией. А потом вспомнил обо мне лишь в мае 86-го, поставив в Москве на товарищескую игру с финнами. Кстати, с начала года это была первая ничья нашей команды. Предыдущие же четы­ре контрольные встречи подряд сборная СССР проиграла.


— То есть будем считать во­время Малофеева заменили Лобановским, и вы вместе почти со всеми своими партнерами по киевскому Динамо снова очутились в сборной…

— Да, для сборной нужна была готовая команда, ведь времени для того, чтобы наиграть новую, не оставалось — через полмеся­ца стартовал мексиканский чем­пионат мира.


«Мы отказывались верить в проигрыш бельгийцам»


— И сразу же фантастическая игра с отнюдь не слабыми венг­рами — 6:0!

— Причем мы настолько были готовы физически, технически, так понимали друг друга на попе, что не очень-то и удивились ре­зультату. Лобановский, помню, сказал: «Все в порядке — это и есть ваш уровень».


— Потом была приличная ни­чья с французами с игровым преимуществом сборной СССР — 1:1, проходная победа над Ка­надой — 2:0 и драматическое по­ражение в четвертьфинале от Бельгии — 3:4.

— А я бы еще добавил — обид­нейшее поражение.


— Только ли в судейских ошибках, на ваш взгляд, его при­чина?

— То, что бельгийцы забили нам из офсайда, — доказано. Ра­зумеется, это повлияло на ре­зультат. Но все равно мы просто обязаны были выигрывать. К со­жалению, нам немного не хвати­ло «физики».


— Скорее всего, вы имеете в виду прессинг.

— Да, этот сложный прием мы до автоматизма отрабатывали, готовясь к чемпионату. С венгра­ми он сработал стопроцентно, а вот к игре с бельгийцами мы, увы, уже подустали.


— А после матча вы упали на траву и заплакали…

— Слезы на глазах были у мно­гих наших игроков. Мы отказыва­лись верить в то, что произошло. Это было несчастье.


— А может, не было бы счас­тья, да несчастье помогло?

— Что вы имеете в виду?


— Ведь благодаря во многом вашей блестящей игре в том ис­торическом матче с бельгийца­ми, вашему хет-трику вскоре вы и были признаны лучшим футболистом Европы. Не так ли?

— Может быть. Но, поверьте, я бы ни на секунду не поколебался отказаться от этого звания вза­мен на победу в четвертьфинале над бельгийцами. Мы ведь тогда имели великолепный состав, гро­маднейший потенциал — могли и за мировую корону побороться.


— Ожидали ли вы, что получи­те звание сильнейшего футбо­листа Европы?

— О, нет. Отзывы о моей игре в прессе были хвалебные, но что­бы так высоко оценили меня в Европе…


— Сознайтесь, были ли у вас трения с Заваровым в связи с тем, что пару недель спустя его признали лучшим игроком Сою­за?

— Абсолютно никаких. Да и по­нятно ведь, как это могло про­изойти — у нас была не одна и та же оценочная журналистская аудитория. У Заварова — союзная, у меня — европейская. Мы­-то с Сашей это понимали, а вот в прессе, помнится, появились весьма некорректные намеки на то, что раз уж в Европе признали лучшим представителя сборной СССР, то им должен быть лучший союзный футболист. Скажите, а почему не наоборот?


— А потом на Республикан­ском стадионе перед началом матча Кубка чемпионов Дина­мо — Бешикташ вам вручили приз.

— Да, специально для этой це­ремонии в Киев приехал главный редактор популярного в Европе Франс футбола Жак Тибер. Не­забываемое мгновение, ведь все это происходило под овации 100 тысяч болельщиков. Я так тогда разволновался, что не забил тур­кам пенальти. Впервые в жизни…


«Окончательно меня убедил в том, что нужно принять приглашение Лобановского, Буряк»


— Игорь, к незабитым вами пенальти мы еще вернемся. А пока давайте вместе вспомним, как же восходила звезда Игоря Беланова?

— Родился я в Одессе на Мясоедовской…


— «На Мясоедовской откры­лась пивная, там собиралася компания блатная…»?

— Во-первых, в песне не «на Мясоедовской», а «на Дерибасовской», а во-вторых, это все равно не обо мне, ибо в семье я получил прилежное воспитание. Футболом же в детстве меня за­разил отец, который был страст­ным болельщиком. Но, увы, в футбольную школу Черномор­ца меня не приняли из-за ма­ленького роста. Пришлось очень долго «подрастать» в жэковской команде. И таки добился своего — наступил день, когда меня при­гласили в дубль Черноморца.


Одновременно я учился в ПТУ. 16-летним познал человеческое горе — в автомобильной катас­трофе погиб мой отец. Мои еже­месячные 180 рублей на стройке были большой поддержкой для семьи. Все до копейки я отдавал матери. Потом двухгодичная служба в одесском СКА, возвра­щение в Черноморец, но уже не в дубль, а в основной состав.


— А потом последовало при­глашение в киевское Дина­мо…

— Да, дважды — в 83-м и 84-м


— Неужели вы сначала отка­зались?

— Так ведь мама все еще нуж­далась в моей поддержке, моем пребывании возле нее. Потом она вышла замуж и благословила ме­ня на переезд в Киев. Окончательно же меня убедил в том, что нужно принять приглашение Лобановского, Буряк. Мы долго раз­говаривали с Леонидом в его ки­евской квартире, и я созрел.


— Но ведь Буряк же не мог вам гарантировать место в со­ставе.

— Естественно, но он убедил меня в том, что Динамо на по­рядок выше Черноморца, и что мой талант здесь должен сполна раскрыться.


— Было ли ощущение, что Лобановский пригласил вас преж­де всего за спринтерские каче­ства?

— А он этого и не скрывал. Главное было в максимально эф­фективном использовании этих моих природных данных в ко­мандной игре. Плюс, разумеется, умение влиться в общую модель действий Динамо.


— Вы назвали свои спринтер­ские данные природными. Зна­чит, это у вас не от тренировок, а от Бога?

— Я с детства любил бегать рывками, постоянно на тренировках отрабатывал ускорение. Но я как-то уже говорил об этом в од­ном интервью: никогда бы Борзов, к примеру, не стал олимпий­ским чемпионом, сколько бы не тренировался, если бы у него не было соответствующих природных данных.



«Уставая, мы жаловались друг другу, но не Лобановскому»


— Кого вы встрети­ли в Динамо в лице Лобанов­ского?

— В меру жесткого, очень так­тичного человека, тонкого психо­лога. Я бы сказал, что особых проблем не было у тех игроков, которые к своим обязанностям относились профессионально. Лобановский, думаю, тонко почувствовал, что для того, чтобы я заиграл на максимальных оборо­тах, на меня не нужно кричать, а прежде всего успокоить. Я же ощутил, что тренер верит в меня…


— И вы забили сначала в До­нецке два мяча Шахтеру, ре­ализовали пенальти на выезде в игре с московским «Динамо», потом еще два ваших гола мос­ковскому Спартаку в Киеве прошли на «ура». И Малофеев пригласил вас в сборную.

— Да, и я попал сразу же на тот злополучный матч с Данией, о ко­тором мы уже говорили.


— Сказался ли ваш неудачный дебют в сборной на игре за ки­евское Динамо?

— Некоторый спад в игре, пом­нится, был, но в целом сезон 1985 года, думаю, я отыграл прилично.


— А как насчет выносливо­сти? Не секрет ведь, что Лоба­новский всегда давал игрокам на тренировках огромные на­грузки.

— Да, бывало, уставая, мы жа­ловались друг другу.


— А Лобановскому?

— Никогда. Мы ведь в глубине души понимали, что так надо. На­ша физическая готовность порой достигала такого уровня, что кое-кто не прочь был заподозрить нас в употреблении анаболических средств. Но ни о каком допинге, разумеется, не могло быть и ре­чи. Нашим допингом были рабо­та и дисциплина.


— И никто и никогда не нару­шал дисциплину?

— При Лобановском это было очень сложно сделать. Да и за­чем, если мы тогда избрали для себя иную цель — выиграть Кубок кубков.


«Квартиру я получил за два гола Рапиду»


— Неужели вы с партнерами с самого начала верили, что вы­играете его?

— Мы верили Лобанонскому, а он нам постоянно твердил: «Вы готовы лучше соперника. Остает­ся самая малость — доказать это в игре».


— Вспомните какие-то неор­динарные ситуации в тех кубко­вых матчах, связанные со взаимоотношениями с Лобановским.

— После рождения дочери я сказал Лобановскому, что нужда­юсь в квартире. Он без паузы от­ветил: «Забьешь «Рапиду» два го­ла — получишь!» Мы выиграли — 5:1, и, представляете, два «заказных» мяча я забил. Естественно, сразу же к Лобановскому, а он сно­ва без паузы с серьезным выраже­нием лица: «Я пошутил». Но клю­чи от квартиры я получил уже на следующий день не потому, что психанул тогда и сказал, что уеду в Одессу. Просто Лобановский всегда держал свое слово.


Еще один эпизод. В Лионе перед фина­лом Лобановский по очереди вы­зывал каждого игрока к себе в но­мер для беседы. Помню, увидев тогда Лобановского серьезнее обычного и очень, как мне показа­лось, взволнованного, я не стал дожидаться его слов и сказал: «Не волнуйтесь Васильич, все будет нормально». А он мне: «Спасибо». И знаете, выйдя от Лобановского, я уже ничуть не сомневался, что мы увезем Кубок в Киев. А потом и была игра, которую я буду пом­нить всегда (с мадридским Атлетико» — 3:0. — А. С.). А какие ова­ции устроили нам болельщики — и французские, и, кстати, испан­ские.


— Игорь, вернемся к незабитым вами пенальти.

— Правильно, нельзя же толь­ко о хорошем. Таковых было два в моей футбольной карьере. Об одном, в ворота Бешикташа, я уже говорил.


— Лучше бы вы туркам два не забили, чем потом голландцам в финале чемпионата Европы-88 в Мюнхене.

— Перед ударом, заметив, что ван Брекелен двинулся вправо, я сильно пробил по центру. Вратаря-то я перехитрил, но, увы, не под­нял должным образом мяч, что по футбольным законам необходимо делать в подобной ситуации. Буквально пару сантиметров выше — и гол был бы неминуем. Но в футболе «чуть-чуть» не считается. По­ражение — 0:2. В Киеве нас встре­чали тепло — как-никак вице-чем­пионами Европы стали. Я же три ночи не мог уснуть. Это, пожалуй, был самый драматический момент в моей карьере.


А вскоре я понял, что в сборную меня больше не пригласят. Впро­чем, я ведь тогда перешел в Боруссию из Менхенгладбаха, и кто там уже меня видел из быв­шего Союза?



«Лечили ногу, а причиной была спина»


— Как это произошло?

— Когда начался массовый отъезд за рубеж звездного соста­ва Динамо образца 1986 года, было такое чувство, что остаться дома — значит, остаться не у дел. Одним словом, я был не против подзаработать в зарубежном клу­бе. А почему именно менхенгладбахская Боруссия? Не знаю. Меня просто поставили перед фактом, и я подписал контракт.


Конечно же, Боруссия, пре­бывающая на дне турнирной таб­лицы, с моим приходом рассчиты­вала на усиление игры. И сначала все шло хорошо. Я быстро стал од­ним из лучших снайперов чемпио­ната, забив четыре мяча в первых турах. Получил хорошую прессу. Но, увы, команду лихорадило, турнирное положение не улучшалось.


— И чем можно было объяс­нить неудачную игру команды?

— На мой взгляд, неумелым тренерским руководством. Я бы сказал — ни психологии, ни так­тики. К примеру, мы часто полу­чали голы в свои ворота из-за не­отлаженного искусственного оф­сайда и в то же время постоянно играли без последнего защитни­ка. Я отказывался это понимать. Когда же высказал свои сообра­жения по этому поводу тренеру, он отказался их обсуждать. А вскоре я очутился на скамейке за­пасных.


— Как в клубе отнеслись к возникшим у вас проблемам?

— В клубе-то меня поддержи­вали. Я еще Вердеру потом забил два мяча. Но нервное перенапряже­ние дало о себе знать. Плюс трав­мы. Лечили долгое время ногу, а оказалось, что всему причиной была спина…


«Было предложение из США…»


— И вы оказались в клубе ди­визионом пониже — Айнтрахте.

— Да, в Брауншвайге. Моими партнерами в новом клубе стали Виктор Пасулько и Сергей Фокин. За два года я забил 25 мячей. Мне предлагали продлить контракт. Но все-таки это был не тот уро­вень. А как только я почувствовал, что на поле не испытываю особо­го рвения, решил вернуться в Одессу.


— Но прежде приходилось слышать, что вы открыли в Гер­мании свою фирму.

— Да, я действительно стал коммерческим директором фир­мы по изготовлению витаминов. Могу сказать, что функционирует она и поныне.


— По возвращении в Одессу вы не сразу попали в Черномо­рец. Чем занимались?

— Просто приходил в себя, при этом немного занимался фирмой и поигрывал в футбол на первен­ство города и области, чтобы под­держать форму.


— В Черноморец вас при­гласил Буряк?

— Да, он меня давно звал, но я выдерживал паузу в связи с тем, что было предложение из США. Однако предложенный там контракт меня не устроил.


— В составе Черноморца вы забили несколько мячей на предсезонном сборе в Швеции, первый — на старте чемпионата и… исчезли. Что же произошло?

— Сначала досадная травма, а потом по нескольким принципи­альным вопросам мы не сошлись с руководством.


— С Буряком?

— Нет, Леонид здесь ни при чем, с ним мне было интересно работать. У меня возникли разно­гласия с руководством клуба.


— Какие?

— Я думаю, об этом не стоит писать.


— Ваше право, разумеется. И что же было потом?

— Я тренировался самосто­ятельно, пока в конце 95-го не по­ступило приглашение из Мари­уполя, куда я и отправился в ка­честве играющего тренера.


«Увы, в футбол вмешалась политика»


— Во вторую лигу. Помню, мы тогда с вами разговаривали, и вы сказали, что уверены в стремительном прогрессе команды.

— Да, была определена кон­кретная задача — поэтапный вы­ход в высшую лигу. Заметьте, это и было сделано.


— После смены Погребняка у руля мариупольского «Метал­лурга» из-за «негостеприим­ства» по отношению к судьям, о чем не хочется вспоминать, вы работали в паре с Павло­вым. Невооруженным глазом было видно, как вы сработа­лись. Почему же Беланов снова ушел?

— А Беланов, извините, вынуж­ден был уйти. Причина? Много для меня сделавший Поживанов, которого я поддерживал, проиг­рал выборы мэра города. Увы, в футбол вмешалась политика.


— И вы уехали в Одессу?

— Естественно. В свой родной город, где в общем-то на энное расстояние отошел от футбола и вплотную занялся бизнесом.


Александр СЕРДЮК, 17.04.1999