Леонид Буряк: "Я ни о чем не жалею"

— Совесть есть?

Интересно, что бы вы ответили, если бы из телефонной трубки вместо привычного «здрасте» прозвучал такой вопрос? Обиделись бы, растерялись?.. Я обрадовался. Потому что такой вопрос мог задать — вот так с ходу, мягким, распевчатым, ироническим голосом — только один человек. Это его «коронка» — спросить в начале разговора насчет совести. Это одновременно и признак его хорошего настроения. Значит, настроение сегодня хорошее, что за последние три-четыре года случалось не так часто. Кто же это любил повторять? По-моему, Стрельцов: жизнь прожить — не футбольное поле перейти...

— Ну, так я уже час в гостинице. Из номера не могу выйти. Мы во сколько договорились — в десять? А сейчас — одиннадцать. Ты, наверное, там набросал уже чего-нибудь. Так как оно будет?

— В зависимости от того, как оно пойдет, — ответил я на привычном ему одесском жаргоне и повесил трубку.
Леонид Буряк ждал меня в 627-м номере гостиницы «Спорт», где остановился харьковский «Ме-таллист» в день финального матча на Кубок Федерации со «Спартаком»: В комнате он был не один, с Александром Барановым, между прочим, тоже когда-то, как и он, игравшим за киевское «Динамо».
...Четыре года назад, в декабре восемьдесят третьего, я познакомился с Барановым в Кисловодске, где он отдыхал вместе со спартаковцами, возможно, своими будущими партнерами. Он уже успел поиграть в симферопольской «Таврии», но гораздо чаще вспоминал о киевском «Динамо».

— Будете в Киеве, передайте привет Буряку, — попросил я его.

— Кому-кому — Буряку?! — удивился он. — Да где я, а где Буряк. Он великий, а я так, мальчик из «дубля». С нами «основа» здоровалась через раз. Хорошо, если он меня запомнил из-за двух-метрового роста. А если нет? Я ведь и адреса, и телефона его никогда не знал. А вы говорите - «привет Буряку»...

...Я не удивился, застав Гулливера Баранова в номере Буряка. Они этот сезон прожили вместе — в гостиницах, на спортивной базе в Харькове. Оба ведь из киевского «Динамо». Не обратил внимания, под каким предлогом Баранов вышел из комнаты, оставив нас одних. Буряк сидел напротив меня, как всегда, подчеркнуто аккуратный: модная шерстяная кофта, клетчатые брюки, до блеска начищенные черные туфли. Светлые, послушные волосы, зачесанные на пробор, чуть спадали на лоб. Он сидел напротив: худощавый, стройный, подтянутый. Я поймал себя на мысли, что знаю о нем все. И тайн в его футбольной жизни и поступках для меня не осталось. За те полтора года, что прожил он в Москве – один без семьи, мы переговорили обо всём, невольно посыпая солью незажившие раны.

Ну а теперь-то раны, наверное, зажили, зарубцевались. Значит, оглядываясь назад, можно на многое посмотреть по-другому; о чем-то забыть, кого-то простить. Или есть вещи, которые не забываются и не прощаются за давностью срока?

— Ты сменил четыре команды — не думал, что так будет, правда? — спросил я Буряка, чтобы по его ответу, по интонации понять: получится наш разговор откровенным, доверительным, или же он готов на «дежурное» интервью по случаю вступления в «Клуб Григория Федотова» и не хочет портить себе праздник воспоминаниями, вызывающими пронзительную душевную боль. Он сразу развеял мои сомнения.

— Когда после «Черноморца» попал в киевское «Динамо», сказал себе: моя карьера закончится только в этом клубе. И в форме другого клуба себя не представлял. Но волею судеб оказался в других командах — сначала в «Торпедо», теперь в «Металлисте». Не хочу вдаваться в подробности, кто тогда был прав, кто виноват. Я знаю: моя совесть перед киевским «Динамо» чиста. Я никого не предавал: ни Лобановского, ни команду. Но интриги вокруг меня плелись давно, и люди, которые были заинтересованы, чтобы я ушел, радовались, когда так случилось. Мне же было обидно до слез. Но кому я мог что объяснить?! Тем, кто записал меня в изменники клуба, кто охотно верил сплетням: «Да он в Москву поехал за длинным рублем», «Ему «Мерседес» обещали в «Торпедо» — вот и клюнул»...

— Леонид, приходи в «Торпедо». Поможешь, нам игрок такой как воздух необходим? — говорил Буряку по телефону его друг Валерий Филатов, работавший в ту пору помощником Валентина Иванова. Пройдет время, и Филатов в душе пожалеет о том предложении. Не потому, что Буряк не оправдывал свое предназначение на поле. Он видел, как друг тосковал по семье, по Киеву, какими мучительными были для него часы, проведенные в служебной квартире неподалеку от торпедовского стадиона.

Вы хотели бы постоянно видеть перед глазами портрет дорогого вам человека, с которым прожили долгие годы, но вынуждены были уехать от него в другой город с горечью на сердце? В московской квартире Буряка на самом видном месте красовалась цветная открытка с надписью: «Дина-мо» (Киев), 1976 год…Со стены смотрели на Буряка «гарные хлопцы» — игроки и тренеры его любимой команды, в которой он играл 13 лет, но однажды, решив из нее уйти, отрезал себе все пути назад.

Непривычно видеть … Леонида Буряка в торпедовской футболке под девятым номером. Много лет играл он за киевское «Динамо» с семеркой на спине. Однако два последних сезона складывались для Буряка нелегко. С мыслью, поставят или не поставят на игру, приходил он на установку. Прежде он, ведущий игрок команды, один из ее лидеров, был свободен от подобных сомнений. Заслуженно свободен. В последнее же время тренерские колебания в определении основного состава коснулись и его. Но надо знать Буряка, его честолюбивый характер, чтобы понять: скамейка запасных не для него. Он готов играть, а не доигрывать. И не столь важно: кто кого выбирал — Буряк «Торпедо» (именно здесь играл его кумир Валерий Вороний) или «Торпедо» Буряка. Это был тот редкий случай, когда команда и игрок в одинаковой степени нуждались друг в друге.

— Леонид, что ты пережил, когда впервые 17 марта 1985 года вышел на родное поле киевского стадиона играть против «Динамо»?

— Перед игрой меня спрашивали: неужели ты выйдешь? Я и сам мучился: играть — не играть? И я мог не играть, но тем самым я бы признал свое поражение. Я вдруг вспомнил, как мы смотрели в феврале с Блохиным в Адлере какой-то тренировочный матч, и мне не хотелось верить, что мы—игроки разных клубов. На киевском стадионе ко мне никто не подходил. И даже люди, которых я считал для себя близкими, с которыми прожил под одной крышей полжизни, не соизволили поздороваться. То ли они боялись, что их кто-то увидит рядом со мной, то ли... Началась игра. В меня летели снежки. Выходит, люди, которые еще вчера перебегали дорогу на красный свет, чтобы только поприветствовать меня, сегодня причисляют меня к своим недругам.

Тогда я уже знал, кто сеял вражду между мной и Лобановским. И я ступил шипами бутс на промерзлую траву киевского стадиона, чтобы игрой доказать им: так просто сломать меня нельзя, Так просто нельзя убить во мне любовь к футболу. Но доказать, что я патриот киевского «Динамо» не меньше, чем те, против кого я играл, было невозможно.

Из воспоминаний тбилисского динамовца Муртаза Хурцилавы: «...Перед первой игрой за кутаисское «Торпедо», надев форму нового для меня клуба, я по привычке перед выходом из раздевалки глянул в зеркало. Увидел себя в другой футболке — и упал в кресло, нехорошо стало. В таком полуобморочном состоянии вышел на поле. Не помню, как играл. И счета не знал, пока не спросил в автобусе у Чохонелидзе. Оказалось — 2:2. Вот что такое «только «Динамо».

Теперь вы еще лучше представляете, в каком состоянии играл Буряк тот матч, для которого долгие годы тоже существовало «только «Динамо». Теперь вы представляете, каким надо обладать характером, что бы сыграть там, дабы он и его новая команда покинули поле победителями, а бывшая и бывшие партнеры — проигравшими.

Счет матча был 2:1 в пользу «Торпедо». Оба мяча в ворота Михайлова были забиты при непосредственном участии Буряка. (Первый гол был забит после штрафного, пробитого Буряком. Прим. Claude)

«Вот бы закончить этим матчем свою футбольную карьеру. Красиво!» — подумал я в тот вечер, хотя понимал, что это не реально. Буряк продолжал играть, играть хорошо («Когда рядом Буряк, можно до пятидесяти играть», — заметил как-то Стрельцов) и спустя четыре с половиной месяца вновь готовился к матчу с киевлянами. Только в Москве.

За несколько минут до начала матча один из киевских игроков подошел к Буряку: «Ну, как дела, машину взял?». И все. Бесцеремонность вчерашнего «однополчанина» обожгла его, вывела из привычного равновесия: на поле он вышел излишне возбужденным, разгоряченным. А тут еще судья Абгольц, бросавший трибуны то в жар, то в холод, показал ему желтую карточку (За грубую игру. Прим. Claude). При счете 1:3 он пошел бить пенальти. «Не я управлял собой, а эмоции управляли мной в этот момент. И я изменил себе: бил не прицельно в угол, а на силу. Очень плохо пробил, почти в Михайлова. Мы проиграли, и я чувствовал себя главным виновником неудачи». После матча Буряк два дня не выходил из дома.

— Ты говорил мне, еще когда играл в Киеве, что после такой команды, как у нас, с игроками другого уровня заиграть очень трудно. Но ты же заиграл!

— Заиграл. Только чего мне это стоило, один бог знает. Я болезненно реагировал на все новое: окружение, режим, установки. Оговаривался, путал имена ребят... Привыкший к победам, я по-прежнему относился к поражениям, как к ЧП. И не понимал, почему после проигрыша футболисты шутят в раздевалке, словно ничего страшного не произошло. Играть же мне было в два раза сложнее, чем в Киеве. Против меня теперь везде действовали персонально. И я уставал, потому что никто не мог взять игру на себя. Мы побеждали, и народ говорил: «Молодец, Буряк!». Мы проигрывали, и я слышал: «И зачем его взяли — все в прошлом». Тех, кому больше дано, всегда хотят видеть на коне. Но как быть на коне, если не видеть семью, если знать, что дети и жена нуж-даются в твоем внимании, а ты вдалеке от них. Я проводил выходные в поездах и самолетах, я думал о том, когда уехать домой и когда вернуться. Тренеры «Торпедо» с пониманием относились к моим «визитам» в Киев. До тех пор, пока дела у команды шли нормально. Но вскоре почувствовал: мои отъезды начинают их раздражать. А тут, как нарочно, серьезно повредил ахил и полтора месяца лечился у врача киевского «Динамо» Владимира Малюты. Вернулся в команду, но тренеры сомневались: смогу ли играть как прежде? Их можно понять: им нужен был здоровый Буряк, а не больной. И я решил уйти.

..Это он …так говорит — «решил уйти». Уйти он долго не решался. Прихрамывая, бегал кроссы, тренировался, играл за «дубль» — один матч, другой, третий, четвертый... В Одессе в матче с «Черноморцем» его подпустили за «основу», когда торпедовцы проигрывали. И они выиграли. Но с «Днепром» снова был в резервном составе, и даже в запас для основного его не оставили.

1 августа 1986 года Буряк с утра поехал в Мячково с заявлением об уходе. Его не отговаривали, поблагодарили за помощь команде. Он сказал «спасибо за все хорошее». На том и разошлись. На следующее утро я заехал к Буряку домой — поддержать, помочь собрать вещи, по дороге представлял, как сидит он один посредине чужой, служебной квартиры, а напротив с фотографии чуть насмешливо смотрят на него игроки киевского «Динамо»: мол, как ты дошел до жизни такой? Что он - мог им ответить...

Но дома его не застал. Нашел на стадионе, где тренировались молодые торпедовцы. Он бегал по полю, как мальчишка, еще не успевший вдоволь насытиться, насладиться игрой. Я понял: он не может жить без Игры.

— Леонид, ты ведь после «Торпедо» собирался закончить играть...

— Я уже на работу устраивался. В Киеве пришел к спортивным руководителям, думаю — помогут, посоветуют, все-таки кое-что для киевского «Динамо» сделал. «Записываем тебя, Буряк, в книгу для безработных». Может, мне послышалось? Нет, знакомый начальник точно так и «пошутил». Со злорадством в голосе.

В общем, я снова оказался на распутье. Но тренироваться не бросал. Ведь если день-другой не побегаю, не нагружусь — самочувствие ухудшается. Ахил уже не болел, я привел форму в порядок — и тут мне позвонили из Харькова.

— Нам в середине поля как раз нужен такой человек, как ты, — убеждал меня старший тренер «Металлиста» Лемешко.

—Да я уже старый, куда мне играть.
— Старый — значит мудрый. А устанешь — мы тебе стул в центре поля поставим. Отдохнешь — и опять себе играй.

Знаете, когда футболист особенно нуждается в тренерской поддержке? Когда начинает играть и когда дело идет к концу. Лемешко из таких, кто это понимает. И я согласился. Согласился еще потому, что до 100 голов мне не хватало всего-навсего пяти. Я должен был их забить, прежде чем покинуть поле, которое, словно магнитом, по-прежнему притягивало меня к себе.

ИЗ ЖУРНАЛИСТСКОГО БЛОКНОТА: 19 мая 1982 года на 13-й минуте матча чемпионата страны «Динамо» (Киев) — «Металлист» (Харьков) кто-то из соперников ( Станислав Берников. Прим. Claude) прыгнул Буряку на ногу. Он доиграл до перерыва, пошел в раздевалку, а оттуда без помощи врача идти уже не мог. Тяжелая травма лишила его возможности выступить на чемпионате мира в Испании, хотя он делал для этого все возможное и невозможное. Но времени на лечение оставалось катастрофически мало.

Судьба, будто чувствуя вину перед ним, распорядилась так, что через пять с половиной лет после того злополучного матча с «Металлистом» он, Буряк, забьет желанный сотый гол, играя за «Металлист». 8 ноября 1987 года в предпоследнем матче первенства харьковчане принимали «Арарат». На 2-й минуте защитник гостей неловко обработал мяч, Буряк завладел им и, заметив, что вратарь находится в центре штрафной, метров с 35 мастерски перекинул через него мяч.

Ты помнишь каждый из 100 голов?

—Почти каждый. Да разве можно забыть, например, те, которые забил «Грассхопперсу» или тот, с пенальти, Майеру за 10 минут до конца матча с «Баварией»? А потом Слободян с моей подачи забил второй. Я всегда играл для партнеров. И если они находились в одинаковой позиции, отдавал предпочтение Блохину, вызывая недовольство других форвардов.

Я помню свои голы, помню передачи, с которых забивались, например, мячи в отборочных матчах нашей сборной перед Испанией. Какая была команда! Какое наслаждение я получал от игры! Мы могли быть в тройке на чемпионате, но сначала Кипиани попал в беду, а потом — я. А мы бы принесли там пользу...

— Леонид, ты прежде говорил, что тебе посчастливилось сыграть в великой команде киевского «Динамо». Ты и сейчас так считаешь?

— Да, в семьдесят пятом у нас была великая команда. Какая уверенность и мощь были заложены в ней. Казалось, мы всю Европу могли обыграть. А потом стали сходить игроки, преждевременно сходить — Мунтян, Трошкин... Что-то сломалось в команде, разладилось. Почему? Это отдельный разговор. Я же всегда с благодарностью буду вспоминать о годах, проведенных в «Динамо». Ведь именно здесь я пять раз становился чемпионом страны, трижды выигрывал Кубок СССР, Кубок кубков, Суперкубок. Я много, очень много работал: за «красивые глаза» в такой классной команде не держат.

Мне говорили: после киевского «Динамо» ты нигде не должен играть. Не надо, дескать, размени-ваться. Но эти люди никогда не были в моей ситуации. Конечно, я был бы не против все годы играть только в киевском «Динамо», как Блохин. Но моя футбольная жизнь сложилась иначе…Я должен был доказывать всем, что я еще игрок. Если человек уверен в себе, если он полезен команде, а не обуза для нее, — такой человек должен играть. И на него будут ходить люди...

...18 ноября «Металлист» в финале Кубка Федерации безнадежно проигрывал новому чемпиону страны и бессменному королю манежа «Спартаку». Буряка в перерыве заменили — из уваже-ния. Он отыскал среди публики Сергея Иосифовича Шапошникова и простоял с ним в проходе до конца матча. Шапошников в шестьдесят восьмом, когда Буряку было пятнадцать, поставил его за «дубль» «Черноморца». За месяц до этого у Буряка умер отец, и с тех пор тренер заботился о нем, как о сыне. С тех пор ни одного серьезного шага не делал Буряк, не посоветовавшись с Шапошниковым. И сейчас они, похоже, обсуждали что-то очень важное. Быть может, как раз то, о чем я спросил Буряка по дороге на Киевский вокзал.

— Думаешь еще поиграть?

Он начал издалека:
— Мы полтора года не встречались с Лобановским. И вот увиделись, поговорили. «Валерий Васильевич, время все расставит на свои места», - сказал я тогда. Наверное, так и происходит. И я ни о чем не жалею. А потом посмотрим…Как оно пойдёт….

P.S. Когда материал был готов к публикации, и перед нами лежало несколько фотографий Буряка, мы позвонили ему в Киев: — Леонид, не знаем, на каком снимке остановить выбор.
— На любом, но только в форме киевского «Динамо», — ответил он, не раздумывая ни секунды. (Помещено фото, сделанное в октябре 80-го на матче со «Спартаком». Буряк забил в той игре два мяча. Прим. Claude)

Леонид Трахтенберг, «Советский спорт» от 27.11.87(с.2)