Олег БЛОХИН: "Решающий выстрел в ворота сродни близости с первой женщиной"

- Родители воспитывали меня в строгости и не оставляли без опеки, даже когда я стал взрослым. В десятом классе из юношеского состава команды "Динамо" я перешел в дублирующий и мог получать зарплату в шестьдесят рублей. И что бы вы думали? Дабы не испортить мальчика, мои родители от нее отказались: "Пускай играет в футбол для души!" В двадцать три года я выиграл престижнейшую европейскую награду "Золотой мяч" и мог получить от государства квартиру. Родители же заявили, что квартира мне не нужна, - боялись, как бы их сын, уйдя в "самостоятельное плавание", не сбился с пути истинного. "Я не допущу, чтобы ты уронил честь нашей фамилии!" случалось, выговаривала мне мама.

Мнение родителей было настолько авторитетно, что даже когда я все-таки получил отдельную квартиру, то еще два года продолжал жить у них. Отделился лишь в двадцать восемь лет, женившись. До этого же возраста согласовывал с родителями все свои решения и отдавал всю зарплату, оставляя себе лишь мелочь на карманные расходы.

- Интересно, Олег Владимирович, таким пай-мальчиком вы были с детства?

- Напротив! Сколько себя помню, я всегда был ужасным непоседой и озорником, за что мне вечно доставалось от родителей. К примеру, в четыре года я сбежал "кормить лошадок" на Владимирский базар, за что впервые отведал отцовского ремня. Но, видно, урок не пошел впрок. В другой раз, когда за очередную проделку мне запретили кататься на лыжах, схватил лыжи старшего брата, которые были вдвое выше меня, и был таков. Энергия била из меня ключом! Я с утра до ночи гонял мяч, играл в "казаки-разбойники", лазил по сараям и крышам. И когда узнал, что родители мечтают усадить меня за аккордеон (игра на этом инструменте была весьма популярной в пятидесятые годы), у меня волосы встали дыбом. Часами пиликать гаммы?! Только не это! Слава богу, родители передумали и стали приобщать меня к спорту, что было более естественно, - к этому роду деятельности оба имели самое непосредственное отношение.

Моя мама, Екатерина Захаровна, выросла в многодетной семье под Киевом и нужду знала не понаслышке: одни сапоги носила по очереди с шестью сестрами и братьями. Мечтая о лучшей жизни, она в шестнадцать лет уехала из дома и устроилась работать на одну из киевских фабрик. Однажды на каком-то спортивно-культурном мероприятии маме предложили пробежать кросс. Результат так поразил тренера, что он порекомендовал юному дарованию заняться спортом всерьез. Совет оказался правильным - впоследствии Катя Адаменко шестьдесят восемь (!) раз била рекорды Украины. А в 1939 году стала чемпионкой СССР, установив всесоюзный рекорд. Признаться, я с трудом представляю, как можно было пробежать стометровку за 11,9 секунды не по битумной, а по гаревой дорожке и не в стограммовых кроссовках, а в тяжеленных кедах без шипов. Но в этом была вся мама. Сейчас ей восемьдесят четыре, но она никак не желает мириться со старостью. Вот уже сорок пять лет преподает в Инженерно-строительном университете (бывший КИСИ), причем ходит на работу исключительно пешком, по пять-шесть километров ежедневно.

Отец, Владимир Иванович, в отличие мамы, освоил множество профессий: пел в ансамбле Александрова, служил в КГБ, работал в торговле, пока не связал свою жизнь со спортом. Он работал в таких известных клубах, как "Буревестник", "Динамо", "Трудовые резервы". Так что, как видите, мне просто на роду было написано стать спортсменом.

Мы жили в самом центре Киева, на улице Анри Барбюса, что возле Центрального стадиона. В одной половине дома - дедушка с бабушкой, в другой - тесной комнатушке - родители и мы с братом. Бабуля пекла изумительные пирожки, и я, сидя на кованом сундуке, воображал себя шофером, развозящим сдобу по магазинам. Дедушка работал в "Киевгорзеленстрое", и у нас был дивный сад, где росли редчайшие виды роз. Я забирался с котелком на любимую черешню, и стащить меня оттуда стоило немалых трудов. Когда же родители уходили на работу, а брат в школу, наступало раздолье. Я таскал с кухни пирожки, вволю гонял с овчаркой Джеком и дворнягой Ральфом и ощущал себя единовластным хозяином своей вотчины...

Что могло выйти из такого "реактивного" ребенка, не знаю - слава богу, родители направляли мою энергию в нужное русло. Я катался на коньках, плавал. Правда, в бассейн ходить не любил. Зимой было холодно, неуютно, от хлорки постоянно щипало глаза, и я придумывал любые поводы, лишь бы не идти на тренировку, притворялся, что болит горло. "Карьера" пловца закончилась, когда я действительно заболел. Но тренер еще долго уговаривал родителей оставить меня в секции, - мол, у ребенка необыкновенные данные.

Так же как дети артистов растут "за кулисами", я рос в спортзале. Лет с шести мама брала меня в свой КИСИ, где я бегал и прыгал наравне со студентами. Особенно меня привлекали канаты. Я готов был лазить и раскачиваться на них часами. Однажды вскарабкался по шведской лестнице под самый потолок и глянул вниз. Мат показался крошечным лоскутком, но я храбро ринулся вниз. Полет был таким неожиданно долгим и стремительным, что "по пути" я завопил: "А-а-а!!!" К счастью, один студент успел подхватить меня на лету, и мы вместе рухнули на пол.

На этом мои занятия легкой атлетикой прервались - меня отдали в школу "Юный динамовец" при обществе "Динамо". С этого момента и началась моя долгая-долгая жизнь в этой команде.

Но футбола мне было мало, и до шестнадцати лет я занимался всеми мыслимыми видами спорта, кроме бокса и тяжелой атлетики: играл за сборную школы в футбол, баскетбол, хоккей, увлекался шахматами. Но вскоре нагрузки так возросли, что мне пришлось делать выбор. Разумеется, я выбрал футбол!

- Похоже, на блестящие успехи в школе у вас уже не оставалось сил?

- А вы спросите об этом моих учителей! Они наверняка скажут, что я был образцово-показательным отличником. Но это будет неправдой. Я любил историю, математику, а вот другие предметы вызывали проблемы. Я мог, например, без запинки читать стихи, но делал это монотонно, "без выражения". Мои скромные декламаторские способности учительница оценивала в три балла. Это вызывало у меня такую жгучую обиду, что в результате я навсегда охладел к поэзии. Писал я тоже быстро и грамотно, но впопыхах иногда не дописывал буквы, так что по языкам тоже имел "трояк".

В старших классах учиться стало еще труднее - начались мои бесконечные поездки по миру. В девятом классе в составе юношеской команды "Динамо" я поехал во Францию, в десятом перешел в дублирующий состав - и "выпал" из школы на целый месяц. Прибавьте к этому сборы, подготовку к матчам, игры. Я добросовестно таскал за собой учебники. Но много ли выучишь, когда тело гудит от усталости, а в голове крутится единственная мысль: лечь и отоспаться! Однако я брал себя в руки и, несмотря на невероятную загруженность, ходил в "хорошистах".

Современное поколение совсем другое. Наши дети все схватывают на лету и идут вперед быстрее родителей. Нам остается только тянуться за ними, а не читать мораль или "сюсюкать". Моей старшей дочке сейчас двадцать, и мы с ней как равные беседуем на все "закрытые" темы: секс, алкоголь, наркотики. При этом я стараюсь не докучать - хочу, чтобы вечный конфликт отцов и детей нас миновал.

- И никогда не говорите ей: "Вот я в твоем возрасте..."?

- А что говорить, если моя юность была такой суровой... Родным детям такой не пожелаешь. После школы я поступил в Институт физкультуры. Думаете вот тут и начались студенческие забавы, пирушки? Ничуть не бывало! В год я играл по девяносто матчей. Если добавить еще переезды, тренировки, сборы, можно примерно сосчитать, сколько свободного времени у меня оставалось. Танцы, студенческие вечеринки, ухаживания - все это было не для меня. Да и где тогда можно было, скажем, познакомиться с девушкой? Ночных клубов, дискотек не существовало. А к объяснениям в любви по почте (спортсменам приходили горы писем) я относился несерьезно. Оставалось знакомство в компании или на улице. Иной раз пригласишь девушку в кино (на ресторан-то денег не хватало!), а сам положишь шапку под голову, да и уснешь посреди сеанса. Усталость была неимоверной!

Я отдавался игре полностью и всего за год перешел из юношеской команды "Динамо" в олимпийскую сборную СССР. Мне было девятнадцать, а моим коллегам - по двадцать пять-тридцать, и я, как самый молодой, носил за "стариками" форму, бегал за пивом, не считая такую "муштру" чем-то зазорным. Футбол был моей жизнью - и этим все сказано. Из-за него я расстался со своей первой девушкой. Однажды так устал, что не стал провожать ее до самого дома, как делал это обычно, а посадил на такси и попросил: "Поезжай сама, а?" В ответ барышня заявила: "Нет, ты отвезешь меня домой сам или..." Мне тогда было всего восемнадцать, но я понял: эта девушка не осознает специфики моей профессии, а значит, она не для меня. На этом наши свидания закончились.

Да, большой спорт требовал жертв. Из-за постоянной занятости даже отдохнуть толком не удавалось. За двадцать четыре дня отпуска (заметьте, исключительно декабрьского!) надо было хоть немного подлечить свои ушибы, травмы коленей, суставов. Большой спорт - нездоровье, а футбол - тем более. По травматизму он на втором месте после водного поло. Поэтому, вместо того чтобы ехать куда-нибудь на курорт ЮБК или Сочи, я отправлялся в очередную здравницу: Трускавец, Кисловодск. Как-то, из-за проблем со спиной, три недели принимал радоновые ванны в Хмельнике. От скуки чуть с ума не сошел. Вокруг одни дедульки и бабульки, и только я один - молодой и с виду здоровый парень. Едва вернувшись, заявил докторам: "Больше в подобные заведения ни за что не поеду!"

Взрослея, я понимал: самое прекрасное время жизни проходит мимо. И когда игра "не шла", тренер выражал недовольство, а газеты ругали на чем свет стоит, хотелось все бросить и начать жить как все нормальные люди. Став спустя многие годы тренером, я не раз испытывал подобное состояние. Но тот, кто хоть раз ощутил вкус победы и услышал ликующий рев трибун, знает: спорт - тот же наркотик, бросить его невозможно.

- Выходит, у вас не было никакой возможности сбросить лишний адреналин?

- Ну почему же, возможности были! Но я начну издалека. Воспитание будущих великих спортсменов проходило так: ребенка приводили в бесплатную спортивную секцию - и дальше его способности развивали тренеры. Система начинала эксплуатировать его имя, лепить образец для подражания.

На самом же деле все выглядело иначе. Мы были обыкновенными людьми со всеми своими слабостями и недостатками. Естественно, что, находясь на сборах 320 дней из 360 в году, не видя свободы и не имея никакой возможности потратить заработанные изнурительным трудом деньги, мы при первой же возможности пытались наверстать упущенное. Как только тренер давал вольную, бросались в "гражданскую" жизнь как в омут. Некоторые дорывались до бутылки, гуляли ночи напролет, хулиганили. Так вот, все эти отклонения от идеального образа советского спортсмена тщательно скрывались от общественности. В ее глазах мы оставались идеальными.

Анализируя прошлое, прихожу к выводу, что это был далеко не единственный порок системы. Представьте себе, высококлассные спортсмены, мастерство которых признано во всем мире, в своей стране профессионалами не считались. Все мы числились лишь любителями. А значит, не могли рассчитывать на пенсию, положенную, скажем, артистам Большого театра. Получалось, они играют на благо отечества, а футболисты - так, ради собственного интереса. Поэтому стоило выбыть из большой игры лет в 30-35, и твое дальнейшее существование вне футбола переставало кого бы то ни было интересовать. Кто-то начинал осваивать "гражданские" профессии, кто-то находил себя на тренерской работе, а некоторые в новой жизни просто терялись, множа поломанные судьбы, житейские драмы и даже трагедии.

Но, надо признать, у каждого из нас была возможность избрать новое поприще. Дело в том, что все "динамовцы" имели офицерские звания МВД. Причем, согласно штатному расписанию, не выше капитана. Только Харламов, Третьяк и я за высшие спортивные заслуги удостоились майорских погон. Расставшись с футболом, я мог бы остаться в армии и таким образом дослужиться до военной пенсии. Но, честно говоря, военная карьера меня совсем не прельщала.

- Наверное, благодаря футболу вы повидали мир, завели интересные знакомства?

- Вы правы, я хорошо знаком со многими замечательными людьми, в том числе и ушедшими из жизни: Евгением Леоновым, Андреем Мироновым. В 1976 году, на Олимпиаде в Монреале, подружился с Владимиром Высоцким и Мариной Влади. Дело было так: мы с Лешей Буряком (моим коллегой по команде и большим другом) что-то покупали в супермаркете. Вдруг видим - ба, такие люди! Подойти первыми постеснялись, хотя нас, молодых ребят, уже многие знали. Высоцкого мы боготворили, Влади была настоящей французской кинозвездой... Каков же был наш восторг, когда, увидев нас, Володя радостно раскинул руки и шагнул навстречу! После игры они с Мариной пригласили нас с Лешей на виллу Марининой подруги (канадской кинозвезды), и мы прекрасно провели вечер. Никакой "звездности" в этих людях не было и в помине. Марина пила с нами русскую водку, а Володя пел под гитару. "Вот гады, - шутливо возмущался он, - они пьют, а я им играю!" Володя был классным мужиком, и я очень радовался, что на этом наше знакомство не закончилось. Позже мы не раз встречались в Москве.

Сейчас я при малейшей возможности общаюсь с Иосифом Кобзоном, Геной Хазановым, Валерой Леонтьевым, Сашей Малининым. Они не раз гостили у меня дома, причем не как футбольные поклонники, а просто как друзья. Нам интересно друг с другом. Жаль, "разорванность" во времени и пространстве не позволяет видеться чаще.

Мир я тоже объездил. Не был разве что на Аляске, в Гренландии и Антарктиде. Поначалу "дикий Запад" поражал: архитектурой, цивилизацией, уровнем жизни. Помню первую поездку во Францию: Париж, Эйфелева башня, умопомрачительные бутики, супермаркеты, кафе. Вокруг сплошная роскошь и красота, а у тебя час свободного времени и мелочь в кармане!

Режим загранпоездок был жестким, и, даже если удавалось вырваться в город, на суточные можно было позволить себе очень мало. Представьте, сколько мы получали за рядовые игры, если в 1975 году нам, выигравшим высочайшую европейскую награду - Кубок кубков, выдали по пятьсот долларов. А когда за турнир в Испании организаторы заплатили пятьдесят тысяч, сорок пять из них ушло в Спорткомитет, и только оставшиеся деньги разделили между тридцатью членами нашей команды. Проиграй мы - получили бы только девять долларов суточных и привезли домой традиционные сувениры: жвачки и пластинку. Думаю, сегодня за такие деньги футболисты экстракласса не согласятся даже шнурки на кроссовках завязать.

Однако справедливости ради надо отметить и преимущества, которые давала игра в футбол. К примеру, всем "динамовцам" давали без очереди квартиры, машины. Я сел за руль собственной "Волги" (автомобиля, на котором разъезжали только высокие государственные чиновники) в двадцать лет! Первые три месяца так судорожно цеплялся за руль, что выходил из машины совершенно мокрый. Хорошо помню день, когда мы с друзьями поехали на пикник к озеру. Навеселившись за день от души, поев шашлыков и наплававшись, обнаружили пропажу ключей от машины. Пока отыскали, перерыли в потемках весь прибрежный песок.

А сколько радости было, когда из очередной поездки я привез для своей белоснежной красавицы чехлы, "подкрылки", колпаки! Кстати, за границей я не раз приобретал и приличную обувь, одежду - жуткий по тем временам дефицит. Однажды в Швейцарии купил такой модный костюм, что потом целый год не доставал его из шкафа - боялся выделяться на фоне скромно одетых соотечественников.

- И совершенно напрасно - своих кумиров народ узнает за версту в любых нарядах. Но вот интересно, когда вы ощутили славу впервые и какова она показалась на вкус?

- Настоящая слава пришла в двадцать три года, когда мне присвоили титул "Лучший футболист Европы" и вручили "Золотой мяч". Ходить по улице стало невозможно - сразу окружала толпа. А о том, чтобы зайти в кафе и выпить чашечку кофе, как это делали все нормальные люди, нельзя было и помыслить. Дома было не лучше. Девчонки трезвонили по телефону днем и ночью. Отбивать их атаки приходилось моей строгой маме. "Бесстыдницы, людям от вас покоя нет!" - кричала она моим фанаткам. Доставалось и мне: "Это ты раздаешь телефоны направо и налево?"

С одной стороны, известность изрядно докучала. С другой - помогала открывать многие двери. Ну а с третьей - от нее у меня буквально "съехала крыша". Подумайте, разве легко удержаться, когда тебя называют лучшим из лучших и носят на руках? Казалось, в свои двадцать три я достиг всего и теперь могу почивать на лаврах.

От счастья взлетел на седьмое небо... А ровно через год оттуда упал. О, как это было больно! 1976-й был критическим годом, проигрыши следовали один за другим: чемпионаты СССР, Европы, Олимпийские игры. И как следствие - жесткий прессинг со стороны СМИ, руководства. Как вы думаете, кому доставалось больше всего? Ну конечно же, мне, позорившему титул лучшего игрока Европы! Я страшно переживал, но сделать ничего не мог. Хотел - а не мог! Не знаю, было ли тому причиной снижение требований к себе или перегрузка, но я крепко задумался и сделал переоценку ценностей.

- Вас называли "универсальным форвардом", а ваши голы - фантастическими, поскольку мяч, брошенный вами с любой позиции, непременно достигал ворот противника. А каким голом гордитесь вы сами?

- Если задать этот вопрос болельщикам, они наверняка назовут гол, забитый во время игры на Суперкубок с мюнхенской "Баварией", когда я обыграл четверку противников - одну из лучших защит Европы. Но для меня все голы любимы и фантастичны. Ради них ты носишься по полю и так концентрируешься на игре, что даже не слышишь рева трибун. Зато после решающего "выстрела" в сетку наступает такое состояние, которое даже описать невозможно. Это сродни эмоциональной буре, которая разыгрывается после близости с первой женщиной.

Помню, когда мы выиграли у "Баварии", вся команда ликовала: ребята прыгали, бегали, обнимались... А я сидел на скамейке и, кроме полной опустошенности, ничего не ощущал - колоссальная усталость блокировала все чувства. Кайф наступил позже, после душа и короткого отдыха, когда начали взлетать пробки шампанского и все стали нас поздравлять.

Известное выражение "Главное - не победа, а участие" - вранье! Цель настоящего спортсмена - победа. Я помню, как неистово радовался, когда "Динамо" выиграл первый Кубок кубков, и как горько плакал в раздевалке, когда мы проиграли в полуфинале "Боруссии".

- Наверное, острые ощущения от игры с годами ослабевают? Иначе почему, отдав "Динамо" двадцать четыре года жизни, вы ушли из него, хотя еще могли играть и играть?

- В том-то и дело, что ослабевают! Играть надо до тех пор, пока есть предстартовое волнение, которое не дает завязать шнурки на кроссовках. Если же ты бьешь все мыслимые и немыслимые рекорды и дальше тебе уже некуда поднимать планку, если впечатления наслаиваются одно на другое и теряют остроту, а игра больше не доставляет удовольствия, - значит, пора уходить.

Со мной это произошло в тридцать четыре года, поэтому я и ушел из "Динамо". Рано или поздно это все равно должно было случиться. За время моей работы в команде поменялось три поколения игроков. Все мои друзья ушли, а среди молодых я ощущал себя динозавром, инородным телом. Конечно, годик-другой еще можно было продержаться, но тут от австрийского клуба "Форвертс" поступило интересное предложение. Я принял его (хотя по-немецки, кроме "Гитлер капут", тогда ничего не знал) и тем самым прорубил нашим футболистам окно в Европу.

Уезжать я не собирался. Хотел попробовать себя в роли тренера - для начала детского. Но, как ни странно, сделать это мне не позволили. Конечно, было обидно - столько лет отдать родной команде и не получить от нее заслуженной должности! В армии мне давали звание подполковника и отдельный кабинет, но, как я уже говорил, идти туда не хотелось - я не мыслил себя без спорта. Если бы не предложение австрийцев, не знаю, что и делал бы. Возможно, преодолев психологическую травму, занялся бы бизнесом.

- А как вы относитесь к распространенному мнению о том, что у Блохина сложный характер?

- По-моему, у каждого человека должен быть характер, "амеба" вряд ли чего-то добьется в жизни. А в спорте без твердого характера и вовсе делать нечего - конкуренция жесточайшая. Я по гороскопу Дракон и Скорпион, бороться за жизнь и свое место в обществе мне сам Бог велел. Я выходил на поле и после уколов, и с температурой, но всегда боролся за победу до конца. При этом никаких "звездных" капризов не выказывал. Да их в те времена (при Спорткомитете, МВД и ЦК Компартии) и быть не могло. Иначе, не глядя на все твои спортивные титулы, живо дали бы военную форму и послали служить на Камчатку.

Иногда мне говорят: "Играл бы сейчас - был бы миллиардером". Все верно, я четверть века отдал лучшей украинской команде, однако, в отличие от многих нынешних спортсменов, работающих за рубежом по контракту, больших денег не видел. Но мне нисколько не обидно: деньги - сиюминутны, они приходят и уходят, а вот история - вечна. Мое имя вписано в историю футбола, так что, надеюсь, потомки будут произносить его с уважением.

- Полноте, вклад Блохина в историю футбола ценят и современники. Иначе ваш уход из большого спорта не отмечали бы так торжественно. Лучше скажите, что вы чувствовали в тот день?

- Воспоминания об этом дне никогда не сотрутся из моей памяти. За полтора года работы в Австрии я забыл о своей обиде на "Динамо", успокоился. А праздник, посвященный моему прощанию с футболом, разбередил всю душу. Оказалось, народ меня помнит, любит и по-прежнему готов носить на руках. Для меня написали потрясающую песню "Виват, король!", организовали концерт с участием звезд эстрады, надарили горы подарков. Трибуны киевского Дворца спорта были переполнены так, как не на каждом выступлении звезд эстрады. А когда начался матч сборной ветеранов футбола СССР и звезд мирового футбола и сто тысяч болельщиков в один голос стали скандировать: "Олег, не уходи!", я не смог удержаться от слез. После этой прощальной игры я уехал на Кипр и окончательно расстался с мячом лишь в тридцать семь лет. Киприоты предлагали заключить контракт еще на пять лет, но мне уже было ясно: надо останавливаться, иначе я рискую потерять марку "Блохин".

- Кроме Австрии и Кипра был в вашей жизни и "греческий период". Расскажите о нем.

- Получив предложение возглавить ведущий греческий спортивный клуб "Олимпиакос", я долго сомневался, справлюсь ли - ответственность огромная, а опыта тренерской работы нет. И все-таки рискнул. Работать было очень трудно. Во-первых, я совсем не знал греческого языка. Когда мне дали переводчика, оказалось, что по профессии он... дизайнер, так что мне пришлось долго рассказывать ему о футболе. Рабочий день длился с семи утра до часу ночи. А потом начались финансовые проблемы, невыплата зарплат, забастовки игроков. Я пригласил в команду знаменитых футболистов Протасова, Литовченко и Савичева. Однажды накануне ответственной игры ребята мне заявили: "Бесплатно играть не будем!" Пришлось вынуть из бумажника чек со своей годовой зарплатой (его только-только вручил мне президент клуба) и отдать им. Но игра стоила свеч - в конце концов мы выиграли Кубок, а затем и Суперкубок.

Я уже как-то говорил, что на тренерском посту чувствовал себя, как на вулкане. Греки - южные люди, у них все по максимуму, середины нет: либо ты выигрываешь, либо вылетаешь вон. Сегодня тебя носят на руках, а завтра забрасывают раздевалку камнями и не выпускают из нее часа три. Освобождает только полиция. Однажды в Грецию приехала команда "Динамо". Во время игры на трибунах началась драка, и ребята недоумевали: "Как ты можешь работать в этом бедламе?" А я, честно говоря, уже привык к темпераменту греков и ничему не удивлялся. Особенно после того, как однажды увидел, что в VIP-ложе, на виду у банкиров и прочей солидной публики, два президента клубов дрались стульями... а вечером как ни в чем не бывало обсуждали деловые вопросы.

Когда же за финансовые аферы президента клуба посадили в тюрьму, а со мной автоматически разорвали контракт и на мое место назначили нового тренера, три тысячи возмущенных болельщиков явились на тренировку и забросали беднягу яйцами.

В день увольнения из "Олимпиакоса" мне предложили возглавить другой клуб, "ПАОК". К тому времени я уже освоил язык и мог работать без переводчика, что значительно облегчало общение с командой. Но тут начались разногласия с президентом клуба. Спустя какое-то время я попросил его купить для усиления игры нескольких игроков. Но он не согласился. А когда я прервал контракт, отказался выплатить причитающуюся мне неустойку. Я подал заявление в суд. В результате долгой тяжбы УЕФА признал президента виновным и заставил выплатить положенную мне сумму. Но лучше бы я этого не затевал - на адвоката ушло гораздо больше. Потом я успешно работал еще в двух греческих командах и снова вернулся в "Олимпиакос".

История вполне банальная. Но мне приятно слышать, приезжая в Грецию: "При тебе мы видели хороший футбол". Подводя итоги тех лет, могу сказать: "греческий период" дал мне очень много - колоссальный тренерский и жизненный опыт, полезные знакомства. Но я надолго потерял связь с родиной, нашим футболом.

- А со своей первой семьей? Развод одной из самых красивых и успешных спортивных семейных пар Союза - прославленного футболиста Олега Блохина и гимнастки, олимпийской чемпионки Ирины Дерюгиной - вызвал шок не только у ваших болельщиков.

- Ничего удивительного - жизнь "звездных" пар всегда вызывала повышенный интерес. Если в своей профессии люди достигают высот, то это совсем не означает, что их семейная жизнь так же благополучна. Вот и у нас с Ириной на каком-то этапе разорвалась невидимая ниточка, тесно связывающая двоих на любом расстоянии.

Первый "сигнал опасности" прозвучал, когда Ирина не последовала за мной в Грецию, как это обычно делает жена, любящая своего мужа. А ведь ей даже не пришлось бы терпеть лишения - я был в состоянии окружить свою семью абсолютным комфортом. Но тогда я еще не придал этому должного значения. Решил, что ж, у нее работа, школа гимнастики, которую так сразу не бросишь. Поэтому предложил взять шестилетнюю дочку с собой в Грецию, а жене - присоединиться к нам чуть позже. По обоюдному согласию мы ненадолго расстались.

Впоследствии оказалось, что, совершая редкие наезды в Салоники, мама и не думала "воссоединяться" с семьей. Она приезжала к нам с дочкой в гости и снова возвращалась в Киев. А мы оставались вдвоем и устраивали свою жизнь как могли. Признаюсь, делать это было непросто - при невероятной занятости на работе, мне надо было уделять внимание и ребенку, и собаке, которую маленькая Иришка очень любила. Я сознательно не нанимал ни няньку, ни прислугу, а делал все сам - не хотел присутствия чужого человека в доме.

Так прошло почти восемь лет. Дочке исполнилось четырнадцать, она заканчивала престижный английский колледж Сент-Лоренс. Согласно общему семейному решению предполагалось, что за этим последует продолжение учебы в США или Англии. Но мама потребовала: Иришка должна вернуться домой и закончить учебу в киевском колледже! Я не возражал, считая, что девочке-подростку мамино присутствие нужнее, чем папино. Но никогда не думал, что за этим последует. Оказалось, Ирина видела дочь исключительно звездой шоу-бизнеса. Отсюда и "выплыла" идея с Америкой, Голливудом, уроками актерского мастерства, песнями, плясками и всем прочим. Я никак не мог взять в толк, зачем нашей дочке уезжать за тридевять земель, если при помощи родителей, имеющих средства и связи, она осуществит любые свои мечты в Украине? И потом, сначала ей надо получить достойное образование, а уж потом строить какую бы то ни было карьеру. Однако мое мнение в расчет не принималось. Едва окончив колледж, шестнадцатилетняя Ира уехала в США. На этот раз уже и без мамы, и без папы. Это ускорило разрыв нашего брака с Ириной Ивановной.

Сейчас Ире двадцать. Она полностью самостоятельна - мама и бабушка бывают у нее наездами, а я не летал еще ни разу. Но дочка поддерживает со мной доверительные отношения. "Папочка, я никогда не забуду восьми лет, прожитых с тобой в Греции", - сказала она мне однажды. Недавно показал ей фотографию сводных сестричек, и она попросила оставить ее на память. Обещает приехать в гости.

- А с Ириной Ивановной вам удалось в дальнейшем хоть как-то поладить?

- Я считаю нормальным, когда экс-супруги поддерживают дружеские отношения. Уйдя от жены "с одним чемоданом", я не таил в душе злобы и предлагал цивилизованные отношения. Но при одном условии: не выносить происшедшее между нами на суд общественности. К сожалению, не удалось. Буквально через неделю после нашего уговора в прессе вышла одна "откровенная" статья, затем другая. Тогда я прекратил всяческие контакты с бывшей женой. Хотя с ее мамой, Альбиной Николаевной, от этого мы не стали врагами. Моя мама тоже смирилась. Самое большое горе для нее - что старшая внучка не пишет и не ездит в гости. Бедная мама, она ни разу не видела и младших внучек... Но я обещал, что осенью, когда дети чуть подрастут, я непременно привезу их в Киев.

- Да уж, все, связанное с вашей второй женой и детьми, - за плотным занавесом. Неужели вам есть что скрывать?

- Ничего сверхъестественного здесь нет. Просто моя новая семья молода, ей надо окрепнуть, вот я и оберегаю ее от посторонних любопытных глаз.

Начав жить "с чистого листа", я вполне доволен результатами. Моя вторая жена - полная противоположность первой. Если Ирина Ивановна и дома не снимала маску бизнес-леди, то Анжела живет ради семьи и создает тот самый уют, без которого хороший брак немыслим. В отличие от Ирины, Анжела настолько нечестолюбива, что не желает "светиться" даже в модных глянцевых журналах. Говорит: "Мне с тобой и так хорошо".

В общем, у нас классический вариант семейных отношений: муж - добытчик, жена - хранительница очага. Сейчас она не работает, занимается детьми. Младшей, Катюше, исполнился годик, Анечке (за чрезмерную активность я называю ее "Бен Ладен") - два с половиной. Когда первая дочка была маленькой, я мотался с командой по миру и не видел, как она растет. А теперь понял: возиться с малышами, наблюдать за их первыми словами, шагами и даже первыми драками из-за игрушек - чистое наслаждение. Поэтому, как только я прилетаю домой, беру своих девчонок и везу в парк, на качели, к морю...

- А где находится ваше новое семейное гнездо?

- В Салониках мы снимаем прекрасную просторную (двести квадратных метров) квартиру. Собственной не обзавелись, поскольку я всегда думал, что надолго здесь не задержусь. Но оказалось, правду говорят: нет ничего более постоянного, чем временное. В Греции я живу уже тринадцать лет и в последнее время все чаще называю ее по-гречески "дефтри патрина" (вторая родина). Но Украина всегда будет на первом месте, здесь мои родители, друзья, работа.

Жаль только, что жизнь заставляет совершать бесконечные вояжи "Киев - Салоники" и обратно. Мне не по нраву каждые две недели отрываться от семьи (там мне настолько тепло и комфортно, что не хочется уходить и на минуту), но пока изменить ничего нельзя.

- Пять лет назад вы стали членом Комитета по вопросам молодежной политики, физкультуры, спорта и туризма Верховной Рады Украины. Выходит, футбол - не единственное ваше увлечение?

- Да, неожиданно не только для друзей, но и для себя самого я занялся политикой. Поначалу она не приносила мне ничего, кроме переживаний. Предвыборная кампания во времена первого созыва выжала из меня все соки: одна поездка следовала за другой, в день было по пять встреч с избирателями, на вопросы которых я часто не мог ответить. А больше всего огорчало то, что реально я мог помочь лишь немногим. Все это отнимало столько энергии - куда там футбольным матчам! В конце дня рубашку можно было хоть выжимать. Однажды, в конце выступления, ко мне подоспела одна старушка и потянула за рукав: "Ну, и где моя колбаса?!" И сколько я ни объяснял, что, в отличие от некоторых кандидатов в Верховную Раду, не раздаю ни продукты, ни водку, "божий одуванчик" не унимался. Пришлось дать ей денег на колбасу.

Во втором созыве стало полегче. Сейчас я уже понимаю, что к чему, кто говорит с трибуны что-то дельное, а кто - ради красного словца. Сам я выступаю редко, зато у меня уже есть чем гордиться: своему родному добровольно-спортивному обществу "Динамо" помог узаконить отношения с государством.

Поначалу в моем распорядке дня был такой сумбур, что я ничего не успевал. Иногда надо было улетать в Грецию, а я еще в самолете пытался решать какие-то дела. Приезжал домой выжатый как лимон. Но я быстро учусь. Теперь, в отличие от многих любителей "позаседать", четко планирую свой график: рабочие дни с 9.00 до 19-00, суббота и воскресенье - уик-энд. Сначала меня пытались перевоспитать, но вскоре отступились - характер у меня очень сильный.

- А почему вы не рассказываете о своих успехах на литературном поприще? Ведь на вашем счету четыре книги!

- Сейчас уже вышла пятая, "Жизнь без черновиков", где помещены фотографии, которые раньше не печатались нигде. А не говорю об этом потому, что особо мне хвастаться нечем - пишу не я, а мастера пера. Я только наговариваю им факты и впечатления. И, честно говоря, заниматься этим мне уже надоело: теряешь много времени, да и рассказывать о себе больше нечего - о голах, очках, секундах уже давным-давно все написано. Вот если бы предложили другую интересную тему!..

- Уйдя из большого спорта, вы снизили физические нагрузки. Как удается поддерживать форму без них?

- Сразу скажу: в футбол не играю. Разве что минут двадцать, не больше. Ведь кто мои нынешние соперники? Банкиры, депутаты да госслужащие. А в этой игре они дилетанты. Им интересно погонять мяч с Блохиным, а мне с ними - нет. Да, видно, и наигрался я уже... Сейчас предпочитаю теннис.

Я считаю, спортсмен никогда не должен распускаться, даже "на пенсии". Живот, лишний вес больше подходят кабинетному руководителю, но никак не спортсмену. Он должен себя уважать. А каким способом станет поддерживать форму - не так уж важно. Физические нагрузки - не единственный способ. Я, например, не хожу в фитнесс-зал, зато очень люблю сауну, русскую баню, слежу за питанием, хотя никакой диеты не придерживаюсь, просто стараюсь воздерживаться. Обхожусь завтраком и ужином, а мясу предпочитаю рыбу, овощи, фрукты. Хотя иногда тянет съесть кусочек сала, соленого огурца и капустки. Словом, я - не гурман. Да и дегустатором себя тоже не назову, хотя хорошие напитки от плохих отличаю сразу. Предпочитаю французские и греческие вина, хотя в моем баре есть напитки на любой вкус: для гостей-греков - виски, для наших - водка, коньяки. Вполне возможно, со временем займусь коллекционированием всерьез.

- Насколько я знаю, вы - большой любитель шашлыков на природе. А как насчет прочих мужских увлечений - рыбалки, охоты?

- Я очень люблю не столько жареное мясо, сколько сам процесс приготовления шашлыков и сопутствующую ему особую атмосферу. По мне - это и есть самый лучший релакс, отдых от трудов праведных. А вот рыбалкой не увлекаюсь. Иное дело - охота. Причем для меня важна не добыча, а прогулки по лесу с ружьем. Может, поэтому самый удачный мой трофей за все охотничьи сезоны - три зайца? Признаюсь, поединок с кабаном или лосем меня никак не вдохновляет. Когда по всему лесу идет треск от их копыт, хочется вскарабкаться на самое высокое дерево вместе с ружьем. Кстати, еще совсем недавно я стрелял из чужих "стволов" - некогда было заняться экипировкой всерьез. И только на пятидесятилетие друзья мне подарили первое ружье - Deneli.

- Вы полны сил и энергии, это заметно сразу. И все-таки, пятьдесят - солидный возраст. Что он значит для вас?

- Как-то меня пригласили в один элитный московский клуб. И там, в VIP-зале, я увидел юнца лет восемнадцати. С пресыщенным видом он лежал среди расшитых атласных подушек и лениво цедил в телефонную трубку: "Ма, я устал, мне надо отдохнуть". Я понял: в свои неполные двадцать человек, толком не успев ничего сделать в этой жизни, уст