Виталию Хмельницкому - 60 лет

Хмельницкий Виталий Григорьевич
Родился 12.06.1943 в Тимашовке
Мастер спорта (с 1963г.)
Выступал за команды «Азовсталь» (Жданов), «Шахтер» (Донецк), «Динамо» (Киев) (1965-72гг.)
Чемпион СССР 1966, 1967, 1968, 1971 годов. Серебряный призер 1965 и 1969 годов. Обладатель Кубка СССР 1966 года.
В чемпионатах СССР провел 289 матчей, забил 62 мяча. Из них за киевское «Динамо» 217 матчей (54 гола).
В еврокубках провел за киевское «Динамо» 10 матчей (4 гола)
За сборную СССР - 20 матчей, 7 голов. Участник чемпионата мира 1970 г.

В историю отечественного футбола Виталий Хмельницкий вошел не только как великолепный партнер Олега Базилевича, Анатолия Бышовца, Анатолия Пузача и других киевских знаменитостей. Не только как один из самых талантливых учеников великого тренера Виктора Маслова. Не только как представитель "золотого века" киевского "Динамо" середины 60-х. Но и как весельчак, балагур, мастер розыгрышей, которые скрашивали партнерам суровые футбольные будни. Из множества рассказанных мне Хмельницким баек я выбрал несколько…

Виталий Хмельницкий о причинах перехода в 1964 году из "Шахтера" в киевское "Динамо": «Видите ли, в Киеве поле на пять метров длиннее. В Донецке я, разбежавшись на фланге, не успевал сделать подачу, как оказывался в ауте»

РЫЖИЙ, ШНУР, ДИРЕКТОР И ДРУГИЕ

- Футболисты - это большие дети, которые в общении друг с другом, по-моему, не могут обходиться без прозвищ. Иногда я думаю, что это тоже элемент игры, с которой связаны наши лучшие годы. Самые простые и понятные прозвища - производные от фамилий. Тут все просто и ясно: Базилевич - Базиль, Лобановский - Лобан, Хмельницкий - Хмель, Мунтян - Муня. Недавно ушедший из жизни Леонид Островский был Альфонсом - по отчеству, не по существу, конечно. "Кликуха" зачастую определялась внешними данными: Лобановского, например, по понятным причинам в команде еще звали Рыжий, долговязого и худого в ту пору Рудакова - Шнур. Соснихин за непререкаемый авторитет и рассудительность стал Директором. Преклонный возраст и житейская мудрость Виктора Александровича Маслова предопределили прозвище Дед, под которым он и вошел в футбольную историю. Что касается меня самого, то Хмелем я стал только в "Динамо", а в донецком "Шахтере" был... Чайкой. Причем прозвище это, как часто бывает, невольно "инициировал" сам.

В 1962 году мы приехали в Москву на финал Кубка СССР. Жили в гостинице "Северная", до Лужников - час на автобусе. По дороге ребята, коротая время, разгадывали кроссворд. Слышу очередной вопрос: "Морская птица из девяти букв". Видимо, альбатрос. Ну а я возьми и ляпни первое, что на язык пришло: чайка. А поскольку я заикаюсь, то у меня как раз девять букв и получилось: "Ч-ч-ч-ч-чайка". Так и прилипло.

КАК ПОВЯЗАЛИ МЕДВИДЯ

- Моим самым близким другом в "Динамо" был Федор Медвидь. "Человеком с двумя сердцами" называли его журналисты, восхищаясь фантастической самоотдачей Феди. Увы, перетруженное сердце его и подвело: сначала один инфаркт, а несколько лет назад случилось непоправимое... Поскольку большую часть свободного времени мы проводили вместе, в списке "потерпевших" от моих приколов Федя безоговорочно занимает первое место. Вот только одна история. Однажды после завершения чемпионата мы приехали на товарищеский матч в Ивано-Франковск. Сыграли, вернулись в гостиницу, самолет на Киев только завтра. Немного расслабились шампанским в ресторане: конец сезона. Время уже к полуночи, лежим в номере, и вдруг Медвидь мечтательно произносит: "Эх, сейчас бы еще шампанского!" Я тоже в общем-то не против, только где взять: гостиничный ресторан уже закрылся. "Спокойно, Хмель, не суетись, - говорит Федя. - Рванем на вокзал - там круглые сутки все работает". Ловим такси, едем. По дороге голосуют две женщины, по одежде - гуцулки. Приезжали из соседнего села торговать на базаре и опоздали к последнему автобусу. Водитель согласился их отвезти, но, разумеется, с соблюдением наших с Федей интересов - через вокзал. Приехали на вокзал. Федя помчался искать шампанское, я остался в машине. Минуты идут, тикает счетчик, явно смущая наших спутниц. Наконец одна не выдерживает: "Пане водию, - обращается на "мове" к шоферу, - скилькы ж ще чекаты и яки гроши мы будэмо сплачиваты?" Тут как чертик тянет меня за язык. "У вас, - спрашиваю водителя, - найдутся в багажнике какие-нибудь щипцы, клещи?" - "Зачем?" - "Да языки надо бы вырвать этим теткам - много лишнего болтают". Ужас повис в салоне "Волги". Правда, водитель проявил выдержку: вышел из машины, открыл багажник, якобы в поисках инструмента - и бегом рванул к отделению милиции, которое было неподалеку. Я понял, что перегнул палку, тоже выскочил из машины - и помчался в темноту соседнего парка. Оттуда стал наблюдать за происходящим. Шофер возвращается с нарядом милиции, женщины галдят, руками показывают - "дэ трэба щукаты бандыта". И тут, ничего не подозревая, появляется Федя, так и не нашедший, кстати, шампанского. "Вяжить його - цэ ж другый злодий!" - вопят наши попутчицы. Естественно, Медвидя "вяжут", ведут в отделение... Я ловлю другое такси, возвращаюсь в гостиницу, второй тренер Терентьев спрашивает: "А где Медвидь?" Говорю, как есть: "Милиция замела". Терентьев морщится: дескать, надоел ты, Хмель, со своими шутками... Не сплю, жду Федю. Он возвращается только под утро - злющий, как сто чертей. Ну и конечно, выдает мне по полной программе. Но, видимо, понимая, что я безнадежен, быстро отходит. В милиции, разумеется, все выяснилось в две минуты. Дежурные милиционеры, которые поголовно болеют за "Динамо", выстроились в очередь за автографами Медвидя и были готовы хоть на руках отнести его в гостиницу. Однако не таков Федор, чтобы вот так просто снести "произвол". Он стал требовать "письменного извинения" за подписью начальника отделения, который, естественно, ни о чем не подозревая, спал дома. Окончательно войдя в роль, Медвидь пригрозил, что "это дело так не оставит и дойдет до самого министра". В общем, несчастные менты были на седьмом небе от радости, когда на рассвете Федя исчерпал обличительный запал и великодушно позволил наконец отвезти себя в гостиницу.

ЦЫПЛЕНОК В МУНДИРЕ

-Во время чемпионата мира 1970 года в Мексике сборную СССР поселили в отеле, состоявшем из расположенных по кругу уютных коттеджей. Внутренний дворик представлял собой зеленую лужайку. Охраняли наш покой люди в форме и в штатском. Наиболее колоритной фигурой среди них был старший лейтенант полиции, которому мы тут же присвоили прозвище Чикуко - по-испански это значит Цыпленок. Ростом он был выше двух метров, имел необъятных размеров "пивной" живот, весил килограммов 150, а то и больше, и, когда приезжал на дежурство на мотоцикле, казалось, двухколесная машина не выдержит и вот-вот развалится под седоком. Стояла жуткая жара, и наш Цыпленок, заезжая во двор, снимал не только тяжелый шлем, но и мундир - шикарный, расшитый позументами и украшенный огромным количеством "золотых" пуговиц. От мундира мы просто балдели и, познакомившись с нашим добродушным охранником поближе, попросили у него разрешения эту красотищу примерить. Расторопнее других оказался, по-моему, Слава Метревели, которого мы тут же нарекли Маршалом Жуковым и стали дурачиться, подходя к нему строевым шагом и отдавая честь. И каково же было наше потрясение, когда на следующее утро фотоснимки с этой "Зарницы" появились в газетах! Оказывается, в вертолете, который накануне барражировал над отелем, находился фотограф, сделавший репортаж "из жизни сборной СССР". Все бы ничего, если бы не реакция министра внутренних дел Мексики, который тоже увидел газету и расценил нашу шалость как "оскорбление чести мундира офицера полиции". И тут же издал приказ уволить со службы Цыпленка, у которого было трое детей и которому оставалось полгода до пенсии. Чтобы оценить всю степень охватившего нас чувства вины, нужно было видеть слезы на глазах у этого огромного весельчака... Пришлось обращаться за помощью к руководству команды. Представительная делегация - Андрей Старостин, Гавриил Качалин и Лев Яшин - сразу же напросилась на прием к мексиканскому министру. Поехали, конечно, не с пустыми руками: думаю, не последними аргументами в благополучном разрешении недоразумения стали традиционные русские презенты - икра и водка. К вечеру того же дня поспешный приказ был отменен, Цыпленок засиял от счастья. Правда, невзирая на дикую жару, роскошный мундир он больше при нас на всякий случай не снимал и даже, по-моему, опасался расстегнуть хотя бы одну пуговицу...

ЭРОТИКА С СЮРПРИЗОМ

- В 1965 году после южноамериканского турне сборной СССР возвращаемся домой через Амстердам. Кроме меня, в команде все люди семейные. Они, естественно, разбегаются по магазинам в надежде на свои жалкие гульдены осчастливить всех сразу - детей, жен, подруг. От меня же презентов никто не ждет, я, совершенно ничем не обремененный, шагаю по улице и вдруг говорю себе: "Хмель, а не выпить ли тебе кока-колы?" Сейчас-то эту приторную шипучку у нас на каждом углу продают, но тогда сквозь "железный занавес" ее не просачивалось ни капли. Советский человек ничего слаще газировки с сиропом за три копейки не знал. Не поднимая глаз на вывеску, захожу в первую попавшуюся лавку, искренне полагая, что символ "загнивающего Запада" должны продавать везде. Не тут-то было: улыбчивый хозяин лавки, с которым я могу объясниться в основном только жестами, при слове "кока-кола" отрицательно качает головой. Однако отпускать меня с пустыми руками не хочет и, безошибочно оценив скромные финансовые возможности "совьетико туристо", протягивает колоду игральных карт в прозрачной упаковке. Вижу, карты с "интересными картинками": сейчас бы сказали "эротические", а тогда выражались менее изысканно - с голыми бабами. Я еще не был уверен, что они мне нужны, но машинально вскрываю упаковку и... бросаю карты, как ужаленный, получив удар током. Там какая-то хитрая штучка с батарейкой оказалась вмонтирована - бьет вроде несильно, однако эффект внезапности делает свое дело. Хозяин смеется, а у меня уже исчезли все сомнения: это - мой товар. По пути в аэропорт посвящаю соседа по автобусу Славу Метревели в секрет карт и прощу мне подыграть. У Славы это получается прекрасно. "Нет, вы только посмотрите, что позволяет себе этот молодой, - с притворной укоризной в голосе говорит он так, чтобы все слышали. - В его возрасте нормальные люди хорошие книжки читают, а он карты с голыми женщинами купил. Возмутительно! А ну-ка отдай сейчас же!" Мы начинаем "борьбу". На шум приходит руководитель делегации Николай Николаевич Ряшенцев. Метревели с готовностью отдает ему карты, а меня Ряшенцев громко стыдит: "Не ожидал от тебя, Виталий, не ожидал, что ты на такую дрянь польстишься". Кладет колоду в карман и удаляется на место. Проходит пять минут, десять... Сижу и гадаю: неужели наш большой футбольный начальник, которому волею судьбы выпало стать потенциальной жертвой очередного розыгрыша, так до Москвы и не достанет карты из кармана, чтобы взглянуть на голых красавиц? Есть! Раздается испуганный вопль, а потом смех Ряшенцева: "Ну, черти, придумают же..."

"ДОГОВОРНОЙ" МАТЧ

- Осенью 1971 года приезжаем в Ташкент, который стоит на грани вылета из высшей лиги (что в итоге и произошло), и узнаем, что "Пахтакор" нам предлагает сыграть вничью. Вообще-то мы иногда, уже став чемпионами, позволяли себе подобные вольности, но это зависело не столько от "премиальных" (выходило, как правило, рублей по сто на брата, не больше), сколько от наших симпатий к соперникам. А в Ташкенте еще и жара - плюс сорок в тени. Мы с Пузачем первыми голосуем за ничью - ведь нам, форвардам, больше всех бегать придется. Однако поддержки у других футболистов не находим. Соснихин, он же Директор, подводит черту под так и не успевшей разгореться дискуссией: "Побойтесь Бога: с этими декханами - и вничью! Да ни за какие деньги!" Тогда "декхане", крепко на нас разобидевшись, переносят начало игры с 19 часов на 16. Не могу передать, что это было за пекло! Если поверить в реальность земного рая, то его антипод, земной ад, в тот день точно находился на стадионе "Пахтакор". Уж на что был привычен к жаре лучший форвард пахтакоровцев Абдураимов, но и ему по ходу игры однажды так худо стало, что обнял он, бедолага, штангу наших ворот, и, простите за подробность, вывернуло его наизнанку прямо тут же. Шнур, то есть Рудаков, пытается Абдураимова отогнать от ворот - голкиперу же постоянно здесь находиться, но пахтакоровец вцепился в стойку и упирается, как пьяный, обнаруживший желанную точку опоры. Словом, помучились мы вместе с "Пахтакором", а кончилось все тем, с чего и начиналось, - 0:0. Вот и не соглашайся после этого на ничью. Себе дороже выйдет.

Юрий Юрис, «Спорт-Экспресс» от 5.06.2001 (с.8).

Действительно, искрометный юмор Хмельницкого отмечали многие киевские болельщики со стажем. Фраза на тренировке «Шнур в очередной раз бессилен», сопровождавшая удар Хмельницкого метров на десять выше ворот, стала бессмертной…Но в тоже время, Хмельницкий не ушел с поля в матче с «Русенборгом» (1/8 финал Кубка Кубков в октябре 65-го), получив травму (замены тогда не разрешались). И не надо говорить, что так поступил бы каждый советский спортсмен… (Прим. Сlaude)