"Мне было интересно написать новую страницу истории". Украинский тренер воспитал футболистов "Чарльтона" на 100 млн фунтов

Тот самый Сергей Балтача - победитель Кубка кубков-86, вице-чемпион Европы-88 и один из лучших юношеских тренеров Англии.

Знаете же формулу, по которой в любом деле можно стать мастером, если заниматься десять тысяч часов? В детстве я добирал эти часы во дворе, но сейчас уличный футбол исчез (например, мой младший сын играет дома в компьютер, а не на свежем воздухе в футбол) и атмосферу «десяти тысяч часов» нужно создавать в академиях, где игроки жили бы с четырнадцати лет. Немцы и испанцы это делают, а англичане и русские – нет.

— Чем запомнился юниорский чемпионат мира, который вы выиграли сорок лет назад?

— Страшная жара, сорок градусов. Играли в два часа дня. Жили в студенческом общежитии. Нам запрещали притрагиваться к местной воде, зато на каждом углу стояла кока-кола – спонсор турнира. Только ее мы и пили целыми дня.

Благодаря тренеру Мосягину мы, ребята из разных советских республик, были как братья. Если кого-то обижали, за него вступалась вся команда. В отборочном турнире случилась заруба с венграми: девять желтых карточек, давление полного стадиона, болевшего против нас. Но мы победили. После игры Мосягин сказал: «Вы бойцы. С такой игрой порвете всех на чемпионате мира». Мы сохранили эту сплоченность и в сборной U21. Ее тренер Валентин Николаев вызвал меня после победы на молодежном чемпионате Европы: «Сережа, большое тебе спасибо». Я поразился: «За что?!» — «Ты настоящий капитан, сплотил команду. Я всегда знал: даже если идете пить, то вместе. Никого не бросите».

— Что вы почувствовали, когда попали в киевское «Динамо»?

— А вы представьте. Когда «Динамо» приехало в мой город Жданов, я, капитан детской команды «Карамелька», вручил перед игрой мяч капитану киевлян Владимиру Мунтяну. И подумать не мог, что окажусь с Мунтяном в одной команде и перед тренировками буду слышать от него: «Серый, давай в два касания сыграем». Пасовали друг другу, касаясь мяча любыми частями тела, но не больше двух раз. Кто ронял мяч – проигрывал.

Я приехал в киевское «Динамо» вскоре после школы, в сентябре 76-го, и узнал от начальника команды Михаила Комана, что игроки восстали против Лобановского и его помощника Базилевича. Без Лобановского мы поехали на матч с «Днепром», проиграли, и Коман посоветовал: «Езжай домой. Когда выяснится, остается ли Лобановский, мы тебя позовем». В ноябре я вернулся в Киев, принял присягу, прошел курс молодого бойца и в январе 77-го поехал на сбор с дублем «Динамо».

При этом впервые я пообщался с Лобановским в Москве, куда прилетел для подготовки к юниорскому чемпионату мира. Столкнулись, когда я зашел в спорткомитет за деньгами. Испугался: вдруг он не знает, кто я такой. А он: «О, привет, Сережа. Молодец, следим за тобой. Когда улетаете?» Я был в шоке. А через полгода дебютировал в игре со «Спартаком».

— Как это было?

— Позавтракали после зарядки, и Коман сказал: «Сереж, беги наверх к Папе. Хочет с тобой поговорить». Назавтра мне предстояло ехать поездом в молодежную сборную, и я был уверен, что разговор будет об этом. А Лобановский сказал: «Играешь сегодня. Главное – не волнуйся. Представь, что выходишь на юниорский чемпионат мира. Не бойся ошибиться». Если б я узнал, что сыграю, накануне – перегорел бы, извел бы себя ночью. А так – даже не успел поволноваться. Удачно выступил и услышал от Лобановского: «Молодец, даже пяткой сыграл!»

Годы спустя я был выбран капитаном «Динамо». Перед матчами Лобановский вызывал меня и двух заместителей. Просил написать свои версии состава, обосновать их, а вечером оглашал свой вариант.

— В 1982 году вы забили Новой Зеландии 1100-й гол в истории чемпионатов мира. Чем еще памятен тот турнир?

— Перед каждой игрой я не спал от волнения до двух-трех ночи. А в девять – подъем. Хорошо, что матчи были вечером, и удавалось доспать днем несколько часов. Поддерживать команду приезжали актеры Михаил Ножкин, которому я подарил свою майку с третьим номером, и Евгений Леонов – замечательный человек: признался, например, что сдал сына в армию, чтобы тот стал мужиком. В фильмах Леонов – веселый и смешной, а в жизни – умный и серьезный.

— Из-за чего вы подрались с капитаном «Гамбурга» Хорстом Хрубешом в четвертьфинале Кубка УЕФА-1983?

— Это была не драка, а провокация с его стороны. Он ударил меня в ухо, оно аж опухло, и я понял, что надо дать сдачи. Так мы были воспитаны: если не врежешь в ответ – решат, что ты слаб. Подождав пару минут, пока судья отвернется, я точно так же заехал Хрубешу в ухо. Ребята предложили: «Серый, давай будем по очереди его добивать». — «Да не. Больше не трогайте его». Когда вышли на ответную игру, Хрубеш протянул мне руку: «Хай, Серж». Помирились.

Такой же случай был в Испании. Я забил в товарищеском матче «Барселоне», ее игрок ударил меня, получил в ответ, а после игры предложил поменяться майками.

— К финалу Кубка кубков вы подходили с травмой?

— С воспалением ахилла. Мучился два месяца. Хирурги предлагали прочистить ахилл, но тогда я точно пропустил бы финал. Мы долго обсуждали это с Лобановским, и я решил: отложу лечение и сыграю – рискну. Перед финалом в Лионе по совету врачей пропустил тренировку и, выходя на матч, не чувствовал боли. Но на тридцать восьмой минуте показалось, что сзади кто-то ударил. От страшной боли я потерял сознание на пару секунд. Очнувшись, спросил доктора: «Что это было?» — «Похоже, проблема с ахиллом». В ноге образовалась впадина. Мне сделали обезболивающий укол и сразу заменили.

— Как вы себя чувствовали на послематчевом празднике?

— Я не мог ходить, но боли уже не было. Со всеми пил шампанское и говорил тосты. Например: «За то, чтобы эта команда сохранилась, и мы выиграли Кубок чемпионов».

— За неделю до того финала случилась авария на Чернобыльской АЭС. Как это отразилось на вас?

— На следующий день после аварии мы играли домашний матч со «Спартаком». К тому времени мы уже знали: что-то произошло, хотя всего ужаса не представляли. Все игроки сразу отослали детей и жен подальше от Киева. Кто куда мог. Я отправил семью к родителям супруги в Херсон. Из Киева тогда все уезжали. Ребята улетели на чемпионат мира, и после операции я оказался в пустом городе – странно было это видеть.

А незадолго до операции я поехал с Володей Бессоновым к людям, тушившим Чернобыль. Выступали перед ними, как артисты. Рассказывали о победе в Кубке кубков. Нам предлагали даже съездить посмотреть на реактор, но мы отказались.

— Как вы уезжали в Англию?

— После Евро-88, где я из-за травмы сыграл только в финале, позвонил Лобановский: «Серый, тобой интересуется пара клубов». Из-за перестройки страна открывалась, и в Спорткомитет посыпались запросы из Англии, Италии, Австрии: «Можно ли подписать ваших игроков?» В ответ им выслали список из десяти футболистов, в котором были опытные ребята вроде Блохина. «Ипсвич» выбрал меня. Узнав об этом, я и слышать не хотел о других вариантах. Мне подходила Англия. Я хорошо играл головой, был одним из самых агрессивных игроков Европы и мечтал попробовать себя в самом жестком чемпионате.

Недавно в интервью BBC Radio владелец «Ипсвича» Дэвид Шипшенкс объяснил, почему после нашего знакомства в Москве подписал со мной контракт: «Балтача не пил и не играл в карты!»

— Как же вы потом в Англии-то не пили?

— Я научился пить шанди – пиво с лимонадом. Очень полезный напиток – то, что нужно, после игры, потому что обычная вода не восстанавливает солевой баланс в организме. Но все равно – игроки «Ипсвича» выпивали после матчей по три-четыре шанди, а я – один-два.

— Чем запомнились переговоры с «Ипсвичем»?

— В Москве, в Спорткомитете, мне заявили, что я не могу получать в Англии больше, чем советский посол. При этом «Ипсвич» в течение двух лет перечислял Спорткомитету миллион фунтов. Я не хотел получать в Англии меньше всех, знал, что заслуживаю большего, и собрался назад в Киев. Но переводчик «Динамо» Миша Ошемков отговорил и на второй день переговоров позвал руководителей «Ипсвича» в ресторан. «Ребята, у нас проблема. Спорткомитет не называет зарплату Сережи, но уже понятно – это не те деньги, что ему нужны». — «Тогда заключим контракт между клубом и Сергеем. И Спорткомитет ничего не будет знать».

— Почему в первом матче тренер «Ипсвича» поставил вас правым полузащитником?

— Предыдущий матч они выиграли. Тренер не хотел менять победный состав, но травмировался правый хавбек, и он поставил меня на это место. Я ожидал, что в каждом английском клубе будут такие игроки, как Блохин и Дасаев, но уровень моих партнеров по «Ипсвичу» оказался гораздо ниже, поэтому мне было все равно, где играть. Я еще и гол забил.

— Почему ваш сын Сергей Балтача-младший играл за молодежную сборную Шотландии?

— После двух лет в «Ипсвиче» я перешел в «Сент-Джонстон», так что с одиннадцати лет Сережа жил в Шотландии. В конце девяностых он играл в местной премьер-лиге за «Сент-Миррен», был очень перспективным, и один из агентов спросил Арсена Венгера: «Тебе нужен второй Патрик Виейра?» — «Откуда он?» — «Родился в Советском Союзе, но играет за Шотландию». — «Привози». Посмотрев на моего сына, Венгер сказал: «Хороший. Будем подписывать». Стали обсуждать сумму трансфера, и «Сент-Миррен» запросил больше миллиона. А у «Арсенала» было правило: не платить за молодых больше полумиллиона. «Сент-Миррен» пожадничал.

— Что дальше?

— От обиды мы отказались подписывать новый контракт с «Сент-Мирреном». Сына решили срочно продавать, пока еще можно было получить хоть какие-то деньги, но «Арсенал» к тому времени уже отпал. Сын перешел в лондонский «Миллуол», но через четыре месяца получил серьезную травму – от удара вылезла межпозвоночная грыжа. Английские врачи не гарантировали, что он будет ходить. Я договорился с украинскими хирургами, сына прооперировали в Киеве, однако играть он больше не мог. Устроился в банк (у него уже была пара курсов экономического образования) и работает там до сих пор.

— Тренерскую карьеру вы начали в шотландском «Инвернессе»?

— Да, но в начале первого сезона, когда мы шли на первом месте, двенадцать игроков (из восемнадцати!) получили травмы, и я вернулся на поле, добавив в состав ребят из дубля. Пару месяцев покувыркались и финишировали шестыми.

— Как вы попали в «Чарльтон»?

— Поработав ассистентом тренера «Сент-Миррена», я устроился в Шотландскую федерацию футбола. Дочь выросла, ей было шестнадцать и для продолжения теннисной карьеры ей понадобилось перебраться в Лондон. Я оставил работу в федерации и поехал за дочерью. Посвятил себя ее теннисной жизни, но вскоре получил предложение от директора академии «Чарльтона», который узнал от нашего общего друга, что я переехал в Лондон. «Но я могу тренировать только по вечерам». — «Когда сможешь. Мы будем тебе хорошо платить».

В 2008-м ко мне обратился директор «Бэкен Колледжа»: «Есть большие деньги. Хотим открыть футбольную академию. Но не английскую, а европейскую. Подумаешь об этом?» Я возглавлял эту академию несколько лет, мы были партнерами «Челси», но потом колледж возглавил другой человек, который ничего не понимал в футболе – я не мог с ним работать. Вернулся в «Чарльтон».

— Еще Владимир Романов приглашал вас в «Хартс».

— Он предложил мне быть старшим тренером, но не хотел ни за что платить: «Прилетай в Бельгию – потом все оплачу». Я прилетел за свой счет, а он так и не рассчитался. Несолидно. Это насторожило. Потом позвонил мне: «Прилетай тренировать». — «А контракт когда?» — «Когда приедешь». — «Нет». По одной встрече стало понятно, что он за человек.

— Вы общались с Леонидом Слуцким, когда он приезжал в Англию?

— Пытался с ним встретиться, выслал открытку с пожеланием удачи. Знал, что новому человеку в Англии наверняка понадобится помощь, но, видимо, ему это было не надо.

— Как ваша дочь увлеклась теннисом?

— Когда мы переехали в Ипсвич, сыну предложили играть за местную детскую команду (он до этого два года провел в школе «Динамо»), а пятилетняя Алена бегала рядом. «Папа, я тоже хочу в футбол играть!» — «Даже не думай. Займись чем-нибудь другим. Например, теннисом». — «А что это?» Купил ей пластиковую ракетку и поролоновый мячик, убрал всю мебель из зала и поставил сетку посреди комнаты. Наклеил скотчем разметку и объяснил правила. Поиграли часа три, и Алена сказала: «Мне очень нравится!» В газетах нашел ей чешского тренера. Предупредил его: «Только она никогда не играла». — «Привози – посмотрим». На первой тренировке она отбила шестьдесят восемь ударов, и тренер сказал: «Ты серьезно говорил, что она никогда не играла? Обычно детям тяжело даже ракетку держать. Не то что бить». В Шотландии у Алены появился профессиональный тренер Джим Маккехни.

Потом я работал в Киеве (тренировал «ЦСКА-Борисфен», но его хозяин Дмитрий Злобенко разорился за пару дней, и я вернулся в Британию), и Алену позвали на турнир в Харькове. Ей было девять лет. Она проиграла Алене Бондаренко первый сет, потом у соперницы было четыре матч-пойнта, но Алена отыгралась и победила. На всю жизнь запомнил ту игру. Дочь потом признавалась: «Когда я проигрывала, у тебя были такие глаза, как будто ты сейчас умрешь. Я поняла: надо выиграть, чтобы ты не умер на трибуне».

— Из-за чего она заболела?

— Подхватила инфекцию во время турнира в какой-то экзотической стране. Начались проблемы с печенью. Через месяц после свадьбы, в январе 2014-го, поднялась температура, начался кашель. Говорила хриплым голосом: «Пап, я простыла, наверно». — «Сходи к доктору». Месяцем ранее врачи не заметили болезнь, а потом обнаружили рак печени. Понадобилась пересадка, но мы не успели. Через свои связи я нашел в Израиле донора. Готовы были помочь наши русские люди: «Печень есть. Прилетайте». Но было уже поздно. Безнадежная ситуация.

— Ваша дочь открыла теннисную академию для малоимущих?

— Она всегда хотела помогать детям – особенно тем, кто хочет играть в теннис, но не имеет средств. Она же по своему опыту знала, как это дорого. С юности говорила: «Папа, когда вырасту, постараюсь открыть академию для всех желающих». Академия и сегодня существует, ей занимается муж Алены Нино Северино. Академия находится в Ипсвиче, где похоронена дочь.

— У вас тоже есть своя академия?

— Да, в Лондоне. Моя футбольная команда успешно играет в английской детской лиге. Стараюсь развивать философию, которая есть в немецких, испанских, португальских академиях и была в советских интернатах. Наши главные принципы: больше часов работы, чем в английских академиях, и чтобы на тренировке был не один мяч на десятерых, а по мячу на каждого.

«Чарльтон» платит мне процент от трансферов игроков, которых я воспитываю, но в клубе не понимают многих футбольных нюансов, а я не хочу тратить энергию на то, чтобы кого-то переубеждать. Хочу сосредоточиться на своей академии и ищу для нее инвесторов. Если вложить десять миллионов, уже через несколько лет можно получить сто.

Денис Романцов