Милан ОБРАДОВИЧ: "Мы хорошенько напились, и Семин открылся с новой стороны"

За два года в «Локомотиве» сербский защитник Милан Обрадович успел многое: помог клубу впервые выйти в групповой раунд Лиги чемпионов и впервые же выиграть чемпионство. За два часа разговора со мной Обрадович тоже успел многое: рассказал про полевого командира, владевшего белградским «Обиличем», его жену-певицу, немецкого тренера-сербофоба, афериста, заманившего в Грецию двух звезд серии А, внезапно исчезнувшего Лекхето и Измайлова, которым интересовалась «Барселона».

– Чуть больше года назад я возглавил Сербию U19. Потом выиграл три отборочных матча еще и с командой U17, и после этого меня позвал помощником главный тренер первой сборной Младен Крстаич. Так что летом приеду в Россию.

Капитаном моей юниорской сборной был защитник Доминик Динга из «Урала». Его проблема в том, что он играет за клуб меньше, чем мне бы хотелось (две игры в сезоне-17/18). Но тренер Александр Тарханов очень уважает Дингу, считает его перспективным игроком и никуда не отпускает, хотя «Црвена Звезда» хотела взять Доминика в аренду. Я звонил Тарханову, но услышал: «Да, сейчас Динга не играет, но он – будущее клуба».

– Динга переехал в Россию в восемнадцать лет. Почему так рано?

– Это проблема сербского футбола, и мы никак не можем с этим справиться: наши клубы живут только за счет этих трансферов. Например, нападающий моей сборной Душан Влахович, сыграв всего несколько игр за «Партизан», еще в прошлом году подписал контракт с «Фиорентиной». Заявили его только в январе, когда ему исполнилось восемнадцать, а до этого он несколько месяцев не играл – в его возрасте опасно терять столько времени. Другой пример из «Партизана» – Данило Пантич. Он был в юном возрасте куплен «Челси», потерял полгода, побыл в Голландии и сейчас вернулся в Сербию, чтобы снова подняться на прежний уровень.

Из-за кризисной экономической ситуации в Сербии мы ничего не можем поделать с ранними продажами нашим талантов. Тот же Влахович – огромный талант. Год-два – и его продали бы миллионов за семь, а сейчас отпустили от силы за миллион, потому что «Партизану» очень нужны деньги.

– Когда вы сами были в возрасте Влаховича, вы поступили в электротехнический университет. Зачем?

– В футболе у меня не было серьезных предложений. Я только получал стипендию от своего родного клуба «Раднички». А вдруг травма? В середине девяностых, если ты травмировал колено, сразу говорили: «Это мениск». Тогда еще в Сербии не умели лечить крестообразные связки, и из-за этого ты мог пропустить год или больше (пример – мой партнер по белградскому «Обиличу» Милан Лешняк, который переехал в «Сатурн», травмировал колено после фола Кержакова и в тридцать лет завершил карьеру). Вот я и решил не рисковать и поступил в университет. Перед этим я закончил электротехническую школу имени Николы Теслы. Первый год в университете очень серьезно учился, а потом подписал профессиональный контракт, и на учебу перестало хватать времени.

– С будущей женой вы познакомились в той же школе?

– Да, мне было шестнадцать, ей тринадцать. Я увлекался баскетболом, а она высокая и тоже играла – так и познакомились. Мы уже двадцать лет вместе. Ей предлагали стать моделью, но она отказалась и выбрала другой путь. Два года работала менеджером по продажам в итальянском офисе Armani. Сейчас занимается недвижимостью в белградской строительной компании.

Когда родился наш первый ребенок, я играл за харьковский «Металлист». Оставался один день до матча Лиги Европы. Я узнал, что жене будут делать кесарево сечение, и попросил отпустить меня к ней. Президент «Металлиста» Ярославский обеспечил мне частный самолет: «Это подарок от нас». Я прилетел в Белград в восемь утра, поддержал жену во время непростых родов, увидел ребенка и в тот же день быстренько вернулся назад – пообедал с командой и вечером вышел на поле.

– В «Локомотив» вы переходили после трех лет в «Обиличе». Владельцем этой команды был Желько Ражнатович, во время югославской войны командовавший Сербской добровольческой гвардией. Как он командовал футбольным клубом?

– Его офис находился на стадионе. Все, что у него было, он отдавал клубу, а у него было многое. Взамен он требовал, чтобы все игроки были профессионалами: «У вас не так много времени, чтобы заработать деньги для ваших семей. Не будьте дураками, не теряйте эти годы». Он всегда знал, гуляет ли кто-то и во сколько футболисты ложатся спать. Его жена, певица Цеца, очень симпатичная и веселая женщина, могла позвонить футболисту на мобильный в половине одиннадцатого вечера и спросить: «Как дела? Смотришь кино по пятому каналу?» Так она проверяла, дома ли игрок.

После поражений Желько Ражнатович страшно злился, зато после удачных игр очень серьезно награждал. Причем – за рвение и боевитость. Даже если ты сыграл пять-десять минут, но прыгал в подкаты, носился по полю и самоотверженно бился, ты получал столько же, сколько и те, кто провел весь матч.

– Ваша рекордная премия?

– Около тысячи немецких марок за игру. При этом моя первая месячная зарплата – триста марок. Мама работала в садике, а папа – в IBM, и получали почти столько же. Мне было восемнадцать, и для меня это были огромные деньги, просто космос. Я сразу купил себе туфли и модные тогда джинсы Replay. И все – остались деньги только на продукты.

– В 1998-м «Обилич» стал чемпионом, и соперники жаловались, что Желько Ражнатович угрожал им перед матчами.

– Я так скажу: он хотел показать «Партизану» и «Црвене Звезде», что может составить им конкуренцию и что судьи не будут мутить.

В 2000 году Ражнатовича убили. Это были политические дела. Президентом «Обилича» стала его жена. Она так эмоционально переживала за дело своего мужа, что плакала после наших поражений. Она была уникальным для Сербии руководителем – например, могла просто так посидеть с игроками в ресторане, пообщаться, покурить, выпить пива.

После смерти Желько она несколько лет поддерживала «Обилич» на высоком уровне. Тратила на клуб очень много личных денег. А в 2003 году в Сербии начался кризис, и Цеце стало трудно обеспечивать финансирование. Сама она выдержала, сколько смогла, но помочь ей никто не захотел.

– Главной звездой «Обилича» был Никола Лазетич?

– Да, но, мне кажется, что за границей он не полностью раскрылся. После двух лет в «Фенербахче» уехал в Италию, но серия А – тяжелый чемпионат для сербов. Там много тактики, все играют в одно-два касания, и тебе труднее показать талант. В Испании Лазетичу было бы проще. Однако из разговоров с ним я знаю, что он доволен своей карьерой.

– Как вы себя вели во время бомбардировок Сербии?

– Мы были молодые и дурные. Сидим, например, в кафешке, пьем сок, воду, кофе. В семь часов начинается сирена. У-у-у-у! Значит, поднялись самолеты. Звонит мама: «Скорее в бомбоубежище». Но мы с друзьями никогда не прятались в подвалы. Наоборот, забирались на крышу и смотрели на небо. Ракеты «томагавк» издавали звук, похожий на свисток судьи. Только с каждой секундой все громче. Свист, свист, свист, а потом вспышка. Это продолжалось чуть больше трех месяцев.

– Как на вашей семье в первой половине девяностых отразилась югославская война?

– Моя мама – хорватка. Через наш дом прошло очень много ее родственников, бежавших из Хорватии. Они приезжали с вещами, которые успевали унести, с маленькими детьми и проводили у нас день-два-неделю. Несколько моих родственников погибло в Боснии. Я считаю, если бы политики Югославии были умнее, разделение страны можно было провести мирно. А получилось, что граждан просто натравливали друг на друга.

– «Локомотив» заметил вас случайно – смотреть ехали другого защитника. Кого именно?

– Правого защитника Предрага Оцоколича (мужа сестры Цецы Ражнатович). Я чаще играл центрального защитника, но в той игре, которую смотрел «Локомотив», вышел справа и здорово себя проявил: хорошо подключался к атакам, быстро бегал. При этом я даже не знал, что на стадионе спортивный директор «Локо» Хасан Биджиев. После игры он предложил мне обсудить контракт, и вскоре я переехал в Москву. А Оцоколич чуть позже перешел в донецкий «Шахтер».

– Во сколько выросла ваша зарплата после перехода в «Локомотив»?

– Раз в сто. Но в Сербии-то платили своеобразно. Когда президентом «Обилича» была Цеца, случалось, что у нее просто не было денег на зарплаты. Но ей можно было позвонить, и она помогала. Спрашивала: «Сколько тебе нужно?» – «Сто-двести марок. Посидеть в кафе с девушкой». – «Приезжай. Дам».

– Разбогатев, вы изменились?

– Я и в молодости относился к большим деньгам не как к богатству, а как к возможности обеспечить родителей, купить квартиру брату, побывать там, где мечтал, покушать то, что мечтал попробовать. А моими друзьями остались те же ребята, с которыми я общался, когда зарабатывал триста марок. До сих пор сижу в тех же кафешках, что и двадцать лет назад. Я не изменился.

– На противоположной от вас бровке в «Локомотиве» играл Джейкоб Лекхето, умерший в 2008 году от СПИДа. Каким он запомнился?

– Веселый парень, очень сильный футболист, но однажды зимой он улетел домой и не вернулся. На звонки из клуба отвечал: «Опоздал на самолет. Завтра вылетаю». И так несколько недель подряд. В итоге остался в Южной Африке. Мне рассказали, что, заработав деньги, Джейкоб открыл на родине бизнес и не захотел больше играть.

– Чем вас удивил Юрий Семин?

– На его сборах мы бегали столько, что игроков реально рвало. Семин очень сильно матюкался, пинал ногами сумки. Орал так, что изо рта брызги летели. Никогда не выбирал место и время: кричал и в раздевалке, и на поле, и в коридоре перед выходом на поле, и в автобусе. Я попал к Семину молодым, гордым, и тогда его методы меня шокировали. Но, став тренером, я начал его понимать. Он очень эмоциональный человек и знает, что только так может настроить команду на победу, на завоевание чемпионства.

– С вами в «Локомотиве» был еще один серб – Неманья Вучичевич. Почему он не раскрылся?

– Он любил играться в футбол, а не играть. Первый серьезный шанс получил в матче Лиги чемпионов с «Андерлехтом». Вышел за пятнадцать минут до конца, убрал мяч под себя, кого-то обвел, отдал красивый пас – и весь стадион вскочил от восторга. А потом, когда нужно было подтвердить этот уровень, он заигрался. В матче с «Анжи», когда счет был 0:0 и нужно было побеждать, он начал финтить и красоваться техникой. Конечно, вся команда хотела его убить.

– Через пару месяцев после перехода в «Локо» вы забили «Роме» головой. Удивились?

– Да я первый раз в жизни забил головой! И не то чтобы забил – скорее мяч попал мне в голову. Я закрыл глаза, и все получилось случайно. К тому же перед воротами стоял Лима, игравший тогда за «Рому»: он промахнулся мимо мяча, и тот еле-еле залетел в сетку.

– За неделю до матча с «Ромой» вы играли на «Сантьяго Бернабеу» против «Реала». Что запомнилось, кроме обидного счета 0:4?

– Я действовал справа и противостоял на фланге Роберто Карлосу и Савио. Оба быстрые, и я не мог их поймать. Палыч матюкался, но я ничего не мог поделать, тупо не успевал – в итоге забил и один бразилец, и другой. А четыре месяца назад я через агента познакомился с Роберто Карлосом, который получал в Сербии тренерскую лицензию. Потом мы полетели одним самолетом на стажировку в Мадрид, и я признался: «Из-за тебя выслушал столько мата, что у меня голова опухла». – «Когда?» – «Да в Лиге чемпионов». Роберто Карлос расхохотался.

– Через год после «Реала» вы дважды проиграли «Барселоне». Что услышали от Семина?

– По ходу московской игры Палыч сказал мне играть против Луиса Энрике индивидуально, персонально. Как тридцать лет назад: он в туалет – и ты за ним. Но это же невозможно. Я на секунду его оставил… Даже не на секунду – просто отпустил на полшага, а он принял мяч, убрал под себя и тут же отдал голевую передачу Савиоле.

Еще вспоминаю игру на «Камп Ноу». В первом тайме Обиора имел два сумасшедших момента, но на перерыв ушли при 0:0. Тренер «Барсы» Луи ван Гал заметил, что наше слабое место – зона между левым защитником и левым опорным. Во втором тайме ван Гал выпустил Фабио Рошембака и велел ему играть именно в этой зоне. Тот тупо стоял и принимал все мячи, а мы ничего не могли поделать. В том матче нас победил тренер «Барселоны», а не игроки.

– В «Локомотиве» вы застали взлет Марата Измайлова. Впечатляло?

– По тому, как он играл в Лиге чемпионов-2001/02, казалось, что это футболист для «Барселоны». Не терял мяч, всегда выбирал лучший вариант развития атаки, успевал и слева, и справа. К сожалению, он не раскрыл свой потенциал полностью.

– Почему?

– Он был еще очень молодым, но уже чувствовал себя лидером. Пока Палыч держал его в тонусе, Марат играл отлично. А потом мы собрались на зимнем сборе – Измайлова нет. Не знаю, чье это было решение, но ему продлили отпуск на семь дней. Типа он делал операцию на носу, но вся команда знала, что он отдыхает. Мне кажется, именно в те семь дней русский футбол и «Локомотив» потеряли Марата. Он ощутил себя особенным и начал вести себя соответствующе. Почувствовал, что может погулять. Именно после того пропущенного сбора на него посыпались травмы, и он потерялся. А ведь до этого в «Локомотиве» всерьез говорили, что им интересовалась «Барселона».

– Вы тоже выпали из основы «Локомотива» из-за травмы?

– Нет, просто Вадим Евсеев играл лучше. Тактически умный парень, много двигался, носился вперед-назад. Выдавал такие матчи, что его невозможно было убрать из состава. Он полностью соответствовал требованиям Семина, а я – нет. Поэтому я и попросился в аренду. Палыч не хотел меня отпускать, ему нужна была конкуренция, чтобы основные футболисты не расслаблялись, но мне было двадцать шесть, я хотел играть регулярно и видел, что при Евсееве это невозможно.

– Как отмечали чемпионство «Локомотива» 2002 года?

– Мы хорошенько напились, и Юрий Семин открылся мне с новой стороны. Раньше-то я не сидел с ним в кафешке, как с тобой сейчас. Я тренировался под его присмотром, потом работал в зале, обедал и уезжал, но близко мы не общались. А тут он подсел ко мне, шлепнул по плечу, приобнял. Мы выпили. Он спросил: «Что ж ты не хочешь каждый матч играть так хорошо, как умеешь?» – «А вы что постоянно ******* (орете) на меня?» Душевно пообщались.

– Из «Локомотива» вы поехали в «Страсбур». Почему там не остались?

– Тренер Комбуаре позвал меня на просмотр. Первую игру я провел хорошо, а вторую, против «Осера», ужасно: не мог поймать ни одного форварда. Со мной простились, и через два дня я уехал в «Боруссию» (Менхенгладбах). Но вскоре там сменился тренер. Пришел Хольгер Фах, который заявил: «Я не люблю сербов».

– Почему?

– В «Фортуне» (Дюссельдорф) он пересекся с Дарко Панчевым, победителем Лиги чемпионов в составе «Црвены Звезды». Панчев получал сумасшедшие деньги, весело жил, имел машины и девушек. Хольгеру Фаху это не нравилось, и годы спустя он выплеснул злость на меня, хотя Панчев – македонец, а не серб. Фах сказал мне в глаза: «У меня ты играть не будешь».

Но для нас, сербов, нет ничего невозможного. Я ответил Фаху: «Ты меня отсюда не выгонишь». Я приезжал на тренировки на час раньше и уезжал на час позже. Работал, как сумасшедший, и каждый день стучался в кабинет тренера: «Сегодня все нормально было на тренировке? Или мне нужно в чем-то прибавить? Левая нога? Длинные передачи?» Я знал, что по немецким порядкам он не может просто послать меня – обязан ответить. Так продолжалось три месяца. В конце сезона, когда один защитник сломался, а второй получил красную карточку, тренер подошел ко мне: «У меня нет выбора. Будь профессионалом. Помоги мне, себе, команде».

Я провел три матча, мы набрали семь очков и остались в бундеслиге.

– Чем вас заманил владелец греческого «Акратитоса» Макис Псомиадис?

– Он подкупил меня своим отношением. Не только меня, но и бывшего защитника «Интера» Массимо Паганина, бывшего игрока «Пармы» и «Фиорентины» Паоло Ваноли и знаменитого румынского вратаря Богдана Стелю. Слушая Псомиадиса, ты понимаешь, что он тебя обманет, но не можешь отказать.

Раньше он был президентом АЕКа. Говорят, когда клуб стал чемпионом, он пришел в одну телекомпанию: «Отдам вам эксклюзив на наши матчи в Лиге чемпионов за пять миллионов евро. Но я должен рассчитаться с игроками, так что дайте мне сейчас кэш». – «Хорошо». Подписал контракт, получил деньги – и пошел в другую телекомпанию: «Хотите эксклюзив на Лигу чемпионов?» Собрал со всех деньги и, как я слышал, с сумками, полными кэша, пришел в кафе в районе Колонаки и, довольный, закурил сигару.

– Как он поступил с вами?

– Подписал контракт на два сезона и по ходу первого, в феврале, заявил, что больше не будет тратить деньги на клуб. Я попросил отпустить меня. Он сказал: «Подпишешь бумагу, что не имеешь к клубу претензий?» – «Да». Обнялись, расцеловались. На прощание я услышал: «Мой ресторан всегда открыт для тебя». Еще раньше уехали Ваноли с Паганином – как только им перестали оплачивать аренду квартир.

Два года назад Псомиадис умер из-за проблем с сердцем.

– После Греции вы были близки к завершению карьеры?

– Да, было очень трудно найти новый клуб. Мне позвонил мой друг, агент Дино Пашалич: «Приезжай в Турцию – завтра в полдень подпишем контракт с «Коньяспором». Я прилетел в Стамбул. На завтра была запланирована встреча с директорами «Коньяспора». Проснулись, позавтракали. Двенадцать, час, два – директоров нет. Пашалич успокаивает: «Может, с самолетом что-то». Четыре, пять, шесть вечера – никого. Оказалось, прилетев в Стамбул, руководители «Коньяспора» узнали, что в «Бешикташе» освободился защитник, и вместо того, чтобы ехать ко мне, подписали контракт с ним.

В отчаянье я вернулся в Белград.

– Спасением стал Харьков?

– Когда мой друг предложил этот вариант, я отказался: «Да не хочу я туда. После «Локомотива» и Лиги чемпионов ехать в Харьков? Я даже не слышал про такой город». – «Ну, пожалуйста. Мне хоть какая-то копейка перепадет от твоего контракта». – «Хорошо. Ради тебя слетаю». Сам купил билеты, прибыл в Харьков и поразился: деревня! По дороге из аэропорта такие ямы, что я чуть почки там не оставил. Полуразваленный стадион. Еще и чемодан потерялся на пересадке в Вене. После двух-трех дней в Харькове я решил, что это не для меня, и поехал в аэропорт.

– Но вас не отпускали.

– Да, спортивный директор «Металлиста» Евгений Красников очень сильно хотел, чтобы я остался. Он злился из-за моего желания улететь, и в аэропорту у нас состоялся неприятный разговор. Меня просто физически удерживали – разве что наручники не надевали. Из-за этого мой рейс задерживался на сорок пять минут. Я протягивал паспорт пограничнику, а тот относил его руководителям «Металлиста». Я возвращал паспорт, отдавал другому пограничнику, а тот снова нес его Красникову. «Мы дадим тебе квартиру и все, что хочешь», – услышал я от директора «Металлиста». – «Ладно. Я подумаю».

– Что дальше?

– Вернулся в Белград, посоветовался с женой и, пораженный настойчивостью «Металлиста», все-таки подписал с ними контракт. Думал, вернусь на свой уровень, заслужу приглашение в Россию или Германию, где я неплохо играл, а в итоге остался в Харькове на семь лет. За это время в городе появились новые стадион, база, дороги и аэропорт. Мы побеждали в еврокубках «Сампдорию», «Байер», «Бенфику», «Бешикташ» и «Галатасарай». В любом европейском городе тренер «Металлиста» Маркевич устраивал нам экскурсии, чтобы мы знакомились с местными менталитетом, культурой, обычаями. Например, зимние сборы мы регулярно проводили в Израиле. Первого февраля у Маркевича день рождения. Он давал команде выходной и возил нас в Иерусалим и другие интересные места.

– Чем Мирон Маркевич отличается от Юрия Семина?

– Никакой выматывающей беготни на сборах. Все тренировки – с мячом: пас, пас, пас. Но оба метода правильны. Семин чувствовал: тем игрокам, что были в «Локо» в 2001-м, нужно много физической работы. А у Маркевича было много ленивых южноамериканцев, и он понимал: кинь им мяч, и они пробегут в три раза больше, чем на кроссе, и даже этого не заметят.

– Чем памятен сезон в киевском «Арсенале»?

– Мы тренировались по советской методике Лобановского. В первые десять дней ты должен пробежать сто километров. Тогда считается, что ты успешно начал – начал! – предсезонку. В тридцать пять лет мне было тяжело это переносить.

Владельца клуба Вадима Рабиновича я видел только по телевизору. Клубом он управлял интересно: не платил игрокам полгода-год, а потом отдавал все долги.

– После Украины вы перешли в «Партизан», где вашим партнером был Эрик Джемба-Джемба, экс-полузащитник «МЮ». Почему он не заиграл в Белграде?

– Ему не повезло. Едва приехав в Сербию, он повредил икроножную мышцу,. Но парень веселый. После побед в автобусе пытался петь по-сербски, хотя знал от силы три слова. Представляете, как это выглядело и как все смеялись?

– Вас повезло больше, чем Джемба-Джемба – ни одной серьезной травмы за карьеру.

– Во-первых, это генетика. Во-вторых, после тридцать лет я обратился к врачу-нутриционисту, который объяснил, что мне нужно кушать больше, а что меньше. После этого, например, я пять лет не ел хлеб – разве что тост на завтрак. Отказался от шоколада и других сладостей. Больше налегал на салатики и протеиновые коктейли. Это помогло моего организму справляться с тяжелыми нагрузками. Кроме того, последние пять лет карьеры я сотрудничал с доктором Андреем Милутиновичем, который разработал мне программу дополнительных тренировок. Эти упражнения помогали держаться в тонусе и избегать травм. У Милутиновича лечится половина российской премьер-лиги. Очень хороший специалист.

– Возглвив словенский «Копер», вы столкнулись с тремя звездными по местным меркам игроками – Даниэлем Праньичем, Златаном Муслимовичем и Сениядом Ибричичем. Вам как молодому тренеру было трудно ими управлять?

– Нет, они помогали мне поддерживать профессиональную атмосферу в раздевалке, служили примером для молодежи, а я их как ветеранов освобождал от части тренировочной работы – например, в тренажерном зале, потому что понимал, что нужно и что не нужно 35-летнему футболисту, и не хотел их «убивать», а хотел, чтобы они сохранили максимум энергии для игр.

Я покинул «Копер», когда мы шли на третьем месте и обидно проиграли в Кубке. За пять минут до конца – при ничейном счете – Ибричич не забил пенальти. В послематчевой серии мы уступили, и вскоре меня убрали. Я давно чувствовал, что конец близок: президенту было мало того, что мы часто побеждали и шли в зоне еврокубков, ему хотелось, чтобы мы громили всех 4:0 и 5:0.

PS. Когда мы договорили, я предложил закрыть свою часть счета, чем развеселил Милана: «Ты что, приехал в Сербию, чтобы платить за кофе? Ха-ха-ха-ха!»

Денис Романцов