Кто она – новый генсек ФИФА, выступающая за проведение ЧМ-2018 в России?

Новый генеральный секретарь ФИФА - 54-летняя Фатма Самура – по своей должности является одной из самых влиятельных людей в Международной федерации. Интервью немецкого журнала Der Spiegel во многом проясняет – кто она и что делает в футболе.

До того, как в мае президент ФИФА Джанни Инфантино неожиданно привел ее на этот пост, чиновница из Сенегала 21 год проработала в ООН, в том числе как координатор по гуманитарным вопросам.

– Госпожа Самура, после того, как президент ФИФА Инфантино в мае представил Вас как генерального секретаря, критики говорили, что Вы просто

марионетка.
– Мда… И такая слабая женщина могла бы работать при ООН и там выполнять работу, при которой речь шла о том, чтобы с помощью правильного решения спасти жизни людей? Я Вас умоляю…

– Теперь Ваша жизнь вращается вокруг футбола. Не кажется ли это Вам по сравнению с Вашей прежней жизнью при ООН иногда слишком банальным?
– Для меня ФИФА это ООН футбола. Есть похожие темы: равноправие женщин, борьба с расизмом, с коррупцией. У нас есть и тема прав человека, например, в ситуации с рабочими на стройках ЧМ-2022 в Катаре. С помощью футбола можно многого добиться, многое изменить. Девушки становятся более самостоятельными. Мужчины учатся переносить поражения. Футбол это большая школа жизни.

– После всех афер и скандалов прошлых десятилетий люди видят в ФИФА не ООН, а скорее мафию.
– Будет лучше, мы на правильном пути.

– Что вселяет в Вас такую уверенность?
– Реформирование ФИФА в полном разгаре. Были введены новые правила и новые контрольные механизмы, которые многое, что происходило раньше, делают просто невозможным. Сейчас речь идет о том, чтобы установить эти правила во всех национальных ассоциациях. В настоящий момент у нас 23 члена, которым мы не выплачиваем никакой поддержки, потому что против них ведется расследование или они не выполнили соответствующие критерии.

– Как генеральный секретарь Вы должны прежде всего гарантировать. что ФИФА и дальше будет много зарабатывать. Например, на ЧМ-2018. Считаете ли Вы Россию хорошим местом для проведения такого турнира?
– Если мы будем смешивать футбол с политикой, это будет конец футбола.

– Как Вы хотите избежать того, что Россия через два года, возможно, все еще будет сбрасывать бомбы в Сирии и поддерживать сепаратистов в Украине?
– Речь идет не о России, Сирии, Украине. Для нас речь идет о ЧМ, о том, что люди хотят видеть футбол – независимо от политического развития. ЧМ может помочь принести мир. Футбол может перешагнуть через границы. Если и есть инструмент, который в состоянии изменить лицо мира, потому что с его помощью можно мобилизовать и объединить людей, то это футбол. Поэтому мы не допустим, чтобы он стал инструментом для политических руководителей.

– Тогда чемпионат мира не должен проводиться в России, потому что для Владимира Путина этот турнир, также как и Олимпийские игры в Сочи два года назад, прежде всего инструмент, чтобы продемонстрировать свою власть.
– Единственный период, когда не было ЧМ, было время второй мировой войны. Тогда мир был разорван на части. С тех пор было много войн, но ЧМ всегда проводились. И это правильно. Также и в Сирии мы пытаемся, насколько это позволит положение с безопасностью, проводить товарищеские матчи. Потому что независимо от того, насколько тяжела ситуация, в Сирии живут люди, и они хотят видеть футбол. Игра их отвлекает. Поэтому мы пробуем все, чтобы принести игру к ним.

– Еше Зепп Блаттер рекламировал это свойство футбола – улучшать мир. Вы познакомились с бывшим главой ФИФА?
– Еще нет.

– При Блаттере ФИФА была не столько футбольной ООН, сколько машиной по печатанию денег. Его преемник Инфантино хочет получить еще больше дохода. Он хочет увеличить количество участников ЧМ с 32 до 48 – абсурдное раздувание турнира.
– Речь идет не о прибыли. Если мы хотим развивать футбол и дальше как глобальный спорт, тогда у 30%-40% членов ФИФА должен быть шанс принять участие в ЧМ. Нам надо следить за тем, чтобы больше команд представляли свои континенты. Это удастся только, если мы расширим круг участников. Я бы желала, чтобы когда-нибудь турнир выиграли другие страны, а не Германия, Бразилия, Испания, Италия, Франция или Аргентина. Было бы прекрасно, если бы когда-нибудь чемпионом мира стала бы африканская страна, например, Сенегал.

– Лучше на это не спорить.

– В 2002 году Сенегал попал в четвертьфинал. Тогда мы побили тогдашнего чемпиона Европы и мира Францию. Мы были не столь далеко от этой мечты.

– Больше команд на ЧМ означает больше игр, надо будет построить больше стадионов. Страна, которая проводит ЧМ, должна будет выплатить больше денег. Это безумие.
– Настойчивость, конечно, играет центральную роль. Поэтому Совет ФИФА изменил правила участников. Даже ЧМ в трех странах возможен. Также и Африка теперь имеет шанс еще раз провести ЧМ.

– Где?
– Я не назову страну. Но есть одна, которая могла бы организовать ЧМ – конечно, в партнерстве с другой.

– Сталкивались ли Вы уже с расхожим мнением мачо о том, что женщинам в футболе делать нечего?
– Ну да, пока еще есть страны, где думают, что футбол доставляет удовольствие лишь тогда, когда в него играют мужчины. Но поверьте мне, я буду работать над тем, чтобы изменить это.

– Как?
– У ФИФА много членов на Ближнем Востоке, в Африке, которые бы охотно провели турниры. Когда я бываю в этих частях мира, то могу свободно говорить о проблемах равноправия полов. А мое положение заставляет людей прислушиваться ко мне.

– Женщина руководит футболом. Видите ли Вы себя образцом, этакой символической фигурой?
– Очень радует, когда видишь все больше женщин на руководящих постах. Моя работа в качестве генерального секретаря ФИФА является глобальной задачей. ФИФА это международное сообщество, состоящее из 211 членов. Моя деятельность позволяет мне составить представление о том, как воспринимаются женщины в этом управляемом мире, которым и является футбол. Являюсь ли я символической фигурой, это покажет время. Сейчас я могу уже сказать: во время моей работы в ООН я была сильным адвокатом для женщин, и я буду им и в ФИФА. Я буду и дальше стараться способствовать тому, чтобы женщины подучили доступ к руководящим постам.

– Играет ли Ваша дочь в футбол?
– Вот уже два месяца. Она играет в команде Международной школы в Цюрихе. Она заболела футболом и постоянно присылает мне небольшие фильмы о себе, чтобы показать, чему новому она уже научилась.

– В Германии многие союзы не в состоянии уже справиться с массой детей, которые хотят играть в футбол. Некоторые клубы объявили о прекращении приема.
– Мы переживаем взрыв. Везде. В Африке тоже все дети хотят играть в футбол. И там тоже видишь все больше девочек, бегающих за мячом. Я убеждена, что это окажет положительное влияние на наше общество.

– Что Вы имеете в виду?
– Девочки, которые играют в футбол, учатся уважать свое тело, они учатся защищать его в борьбе с кем-то. И это делает их в известном смысле сильными. На моей родине, в Сенегале, есть, например, такая проблема, что многие девушки после начальной школы попадают в руки мужчин, которые предлагают им деньги или дают другие обещания. Часто эти девушки беременеют, им приходится покинуть школу, и тем самым у них уже не будет никакого будущего. Женщины, которые играют в футбол, не так легко попадаются на такую приманку, потому что с помощью спорта они приобретают чувство собственного достоинства. Они учатся говорить «нет» и идут своей дорогой.

– Как Вам удалось преодолеть распределение ролей на Вашей родине?
– Я никогда не видела никакой ущербности в том, что я женщина. что я чернокожая, что я мусульманка. Родители меня поддерживали. Моя мать очень рано вышла замуж, но тем не менее она получила высшее образование и стала учительницей. Она сделала все, чтобы я стала сильной личностью. Мой отец был солдатом, офицером, участвовал в освободительных движениях повсюду в Африке. Он всегда говорил: если ты слишком робкая, то в этом традиционном мире мужчин ты пропадешь. В нашем доме никогда не говорили: это имеют право делать только мальчики. Я ходила на уроки плавания, играла в баскетбол, я играла со своими братьями в футбол. У меня у единственной девочки в нашей школе был мотоцикл.

– И Вы нашли мужчину. который смирился с тем, что Вы хотите сделать карьеру.
– Мой муж и я вместе выросли, мы вместе учились в университете во Франции, в Лионе. Там мы решили, что если у одного из нас появится шанс сделать международную карьеру, то другой будет работать на дому и заботиться о детях. Я очень счастлива, что у меня муж, который с этим считается.

– После учебы Вы работали торговым представителем на одну сенегальскую фирму. В 1995 году Вы попали в ООН. Вы работали на различных постах в рамках Мировой продовольственной программы. Какие конкретно задачи были у Вас?
– Я была в командировках в самых различных кризисных регионах: Либерия, Сьерра Леоне, Нигерия, Дарфур, Афганистан, Бангладеш, Косово. Я составляла гуманитарные конвои, разрабатывали безопасные маршруты для проезда. Я должна была эвакуировать людей из мест боевых действий, вела переговоры с боевиками, которые похитили сотрудников гуманитарных организаций.

– Какое задание было самым щепетильным?
– Это трудно оценить. В Афганистане ситуация была столь критической, что мы не могли в Кабуле выйти на улицу. На Мадагаскаре, где у меня было задание организовать демократические выборы, со мной некоторое время была моя дочь. И все же там было небезопасно. У нас постоянно была охрана, потому что воинствующие группировки не хотели, чтобы их страна вернулась к демократии.

– Приходилось ли Вам опасаться за свою жизнь?
– Такие ситуации были. В 1996 году меня послали в Либерию. Там уже несколько лет бушевала гражданская война. Наш гуманитарный конвой из столицы Монровия в направлении к границе Сьерра Леоне был остановлен детьми-солдатами. Это были мальчики 12-14 лет со штурмовыми винтовками. Они потребовали, чтобы продукты питания привезли к ним.

– И что Вы сделали?
– У меня было распоряжение, что в таких ситуациях не надо сразу сдаваться. Я стала торговаться. Они несколько раз выстрелили в воздух. Я продолжала торговаться. И в какой-то момент они дали нам проехать дальше.

– Чему учат такие ситуации?
– Что важно иметь позицию. Нельзя сдаваться сразу. Но когда перед вами стоят люди с винтовками, то может случиться все. В 2009 году я была в Дарфуре. Повстанцы остановили наш конвой. У нас при этом не было военной охраны. Один молодой француз, который работал на одну гуманитарную организацию, полез в карман, чтобы достать мобильник. Боевики решили, что у него в кармане оружие и застрелили его.

– Как можно торговаться с местными князьками?
– Надо оставаться при своих принципах. Позиции были, собственно говоря, всегда одни и те же: мы хотели выторговать безопасный коридор, чтобы к людям попали гуманитарные грузы, в которых они нуждаются. Боевики хотели часть гуманитарного груза забрать себе, чтобы где-нибудь на рынке продать их. Иногда переговоры длились часами. Если не удавалось договориться, то конвой не мог проехать. Иногда вообще нельзя было договариваться. Если боевики нападают на конвой из засады, то это означает, – или еда, или жизнь, так что тут уж не было никаких дискуссий.

– У вас в ООН были шансы на карьерный рост. Почему Вы перешли в ФИФА?
– Мне сейчас 54 года. Я рада. что вокруг меня больше не стреляют.