Анатолий КОНЬКОВ: "В "Динамо" жаловаться на боль нельзя было - жалобы не принимались. Как говорил Трошкин, на поле не может выйти лишь тот, у кого нет ноги"

Вот уже второй год легендарный защитник киевского «Динамо» и сборной СССР возглавляет Федерацию футбола Украины. Сегодня за пост президента ФФУ развернулась настоящая борьба

Недавно в запале развернувшейся за пост президента Федерации футбола Украины борьбы нынешнего ее руководителя Анатолия Конькова назвали «Виктором Януковичем украинского футбола»: слишком, мол, много у этих двоих общего. Что же, почти ровесники, и один, и второй — с Донбасса, оба, как выразился проводивший параллели журналист, не ораторы, оба спортивные костюмы любят и оба никак не хотят писать заявление об отставке, как ни подталкивай. Не знаю, кого и в чем должны были столь «веские доводы» убедить, но коль уж так, любого австрийца либо немца, который носит усы, можно смело отождествлять с Гитлером, — почему нет? — а любого живущего в Москве выходца из Грузии, в чьей речи чувствуется тяжелый кавказский акцент, — со Сталиным...

Как отреагировал на такой, мягко говоря, некорректный и несправедливый выпад в его сторону Анатолий Дмитриевич, неизвестно, но что почувствовал, могу только представить, ведь вполне очевидно: если бы государство под названием Украина работало, развивалось и добивалось таких же успехов при Януковиче, как наша национальная сборная по футболу при Конькове и главном тренере Михаиле Фоменко, которого мой собеседник на этот пост пригласил, то и претензий у народа к власти, возможно, никаких не было бы.

За полтора года руководства ФФУ Анатолий Дмитриевич так и не научился пиариться: красиво и складно рассказывать о своих достижениях, делать громкие заявления, мелькать перед фотокамерами на различных мероприятиях, давать интервью и собирать по любому поводу пресс-конференцию — в общем, говорят больше о нем, чем он о себе сам, хотя рассказать ему есть о чем, и жизненный путь его, кстати, совершенно не похож на тот, по которому шел Янукович...

Уже в 18 лет Коньков мог оказаться в составе одной из лучших в СССР команд — киевского «Динамо», куда подающего большие надежды юного полузащитника краматорского «Авангарда» забирали, как говорится, с руками и ногами. Легендарный тренер Виктор Маслов, которого в футбольных и околофутбольных кругах знали как Деда, сразу увидел: парень талантлив и талант этот может на всю страну засверкать, только огранки, шлифовки ему не хватает, и если оставить такого пацана в провинции, он может ее и не дождаться. Тогда то ли скромность, то ли неуверенность в собственных силах помешала Анатолию сделать последний, решающий шаг — к автобусу динамовцев, чтобы уехать с ними из Донецка в столицу, и спустя некоторое время Коньков перешел из «Авангарда» в «Шахтер»: эта команда и к дому была поближе, и все-таки попроще. По крайней мере, уж слишком сильного душевного трепета не вызывала, а может (кто знает?), было у Анатолия где-то глубоко в душе ощущение, что никуда «Динамо» не денется, — просто не время пока, всему свой черед, и попасть в компанию звезд ему еще предстоит, но не как новичку к мастерам, а как равному к равным.

Получилось, что в некоторых моментах Коньков куда более опытным оказался, поскольку лишь он один знал, что такое система Базилевича и каковы нагрузки, которые она предусматривает, — только Анатолий аж три сезона проработал с Олегом Петровичем в «Шахтере», где тот испытывал свою новую методику.

1975 год стал для футболиста переломным и судьбоносным: во время игры в Ростове-на-Дону тренеры предложили ему занять чужую, новую для себя позицию, из полузащитника стать защитником, да к тому же таким, который начинает атаку. Новшество принесло победу: динамовцы обыграли соперников со счетом 2:0, и вскоре фирменный первый пас Конькова, вошедший во все футбольные справочники тех лет, навсегда вписал имя Анатолия Дмитриевича в историю игры, которой посвятил он всю жизнь.

Когда у Конькова интересуются, зачем ему Федерация футбола и для чего, собственно, он туда шел, Анатолий Дмитриевич признается: почувствовал, что именно в этой сфере и на этом месте может сейчас принести своей стране пользу и — что самое главное — знает, как это сделать и за что нужно браться, чтобы за отечественный футбол украинцам уж точно не было стыдно, а кабинеты, посты, звания и чины никогда его не интересовали, да и, прямо скажем, с ними Анатолию Дмитриевичу откровенно не везло.

К примеру, в том же 75-м перед одним из матчей чемпионата СССР динамовцам торжественно вручали значки и удостоверения заслуженных мастеров спорта — за первую в истории советского футбола победу в Еврокубке, и после каждой звездной фамилии стотысячный стадион взрывался от аплодисментов и радостных приветственных криков. Конькова диктор назвал последним — ему, единственному из всей команды, дали тогда не заслуженного, а «всего лишь» мастера спорта международного класса: как полагает он сам, это была своеобразная месть Москвы за то, что когда-то отказался пополнить ряды ЦСКА, куда его не просто агитировали или приглашали, а... похищали. Да-да, в самом что ни на есть прямом смысле слова...

«СТАТЬ Я ХОТЕЛ ОГО-ГО!»

— Анатолий Дмитриевич, а вы детство свое — послевоенное донбасское — вспоминаете часто?

— Постоянно — а как без детства? Без него и жизни нет... Родился я в Красном Луче — небольшом городке шахтерском...

— ...в Ворошиловградской области...

— ...теперь Луганской, а потом отец и мы вместе с ним в Краматорск переехали — город машиностроителей: с той поры все уже хорошо помню, потому что лет шесть-семь мне тогда было. Отец работу на Новокраматорском машиностроительном заводе получил — это...

— ...гигант был!..

— ...да, и сначала старшим мастером он трудился, потом замначальника чугунолитейного цеха, а затем и начальником цеха стал, и когда я однажды к нему на работу попал, увидел, что люди там в респираторах ходят, вернее, в марлевых масках, потому что респираторов тогда еще не было. Этими масками рабочие рот, нос себе закрывали... Работа была тяжелая, нас в семье трое росло, а жили в двухкомнатной квартире, которую отцу завод предоставил.

— Достаток был или бедность?

— Сказать, что бедность, нельзя, но жили, как все.

— Почему же футболом стали вы заниматься?

— Да просто во дворе, когда с такими же пацанами, как я, познакомился, увидел, что футболом все они увлекаются. Площадок, о которых мы сейчас, во весь рост встав, кричим, что их нужно в достаточном количестве строить, не было, хотя строить, конечно, надо: время сегодня другое, и, разумеется, хорошие мячи нужны — тогда и их мы не имели...

— Что же было — пустыри только, да?

— Какие-то неблагоустроенные места во дворе — мы на них сами площадки себе создавали, а потом какие-то деньги у родителей клянчили, сами мячи покупали и самозабвенно играли.

— Кем вы в футболе хотели стать?

— Вообще-то, стать хотел ого-го, и поначалу эта мысль: кем стать? — даже в голову не приходила. Хотелось просто играть, но в нападение все время тянуло — голы забивать.

— Вы с этой тягой и потом справиться не могли...

— Ну да, но нашлись тогда люди, которые правильно меня сориентировали — в нужном, на мой взгляд, направлении. Лет в восемь я в организованную группу подготовки при командах мастеров класса «Б» попал: в Краматорске такая команда была, «Авангард» называлась, и в этой группе подготовки я обучался — у прекрасных тренеров, которые каких-либо колледжей или высших учебных заведений футбольных не заканчивали, но очень плодотворно с нами работали.

Юрия Ивановича Нестеренко того же до сих пор теплым словом я вспоминаю, потому что все свободное время он нам уделял. В школе вот отучились — и потом в футболе полностью растворялись: иногда даже сделать домашнее задание забывали.

«В ДОНЕЦКЕ Я НЕ СМОГ ЧЕРЕЗ ПЛОТНЫЕ КОРДОНЫ МИЛИЦИИ И БОЛЕЛЬЩИКОВ К АВТОБУСУ С ДИНАМОВЦАМИ ПРОБИТЬСЯ, ВСЛЕДСТВИЕ ЧЕГО В КИЕВ ОНИ УЕХАЛИ БЕЗ МЕНЯ...»

— С 68-го по 74-й год вы в донецком «Шахтере» играли — команде, которая в советское время характером славилась, кубковой была, бескомпромиссной, неуступчивой, дать бой любому лидеру всесоюзного чемпионата могла, и настоящие мужики там играли: все знали, что лишь бы кто удержаться в «Шахтере» не сможет. Крепкий был коллектив?

— Ну, в 68-м я и в киевском «Динамо» мог оказаться, потому что, когда еще за «Авангард» выступал, после очередной игры в Черкассах, мы с тренером Николаем Яковлевичем Рычковым по Днепру на «ракете» в Киев отправились — там он меня рекомендовал в «Динамо».

— Сам Маслов смотрел?

— Да, Виктор Александрович и еще Коман Михал Михалыч... Мы какую-то двустороннюю игру провели, потом Коман со мной над передачами отдельно работал, и после этого Маслов добро дал на то, чтобы в команду меня пригласить. Я две ночи на базе «Динамо» провел, и меня в Краматорск за документами отправили: должен был вещи собрать, бумаги...

— ...то есть все уже решено было?

— Практически. Подал я заявление, домой уехал, а киевляне должны были на две игры — на первенство и кубок — в Донецк приехать: так совпало, что два матча подряд там играли, и в Донецке я не смог через плотные кордоны милиции и болельщиков к автобусу с динамовцами пробиться, вследствие чего в Киев они уехали без меня...

— Вы или слабый были, или нерешительный...

— Ну, может быть, нерешительный, а может, и слабый по тем временам, потому что киевское «Динамо» невероятное впечатление на меня произвело...

— Еще бы — золотой состав...

— ...да и сама база, где я два дня с такими титанами футбола, как Соснихин, Мунтян, общался... Наверное, просто испугался, почувствовал, что для такой команды явно еще не готов, а хотел все-таки играть, а не на скамейке сидеть, поэтому подумал: лучше в Краматорске останусь и буду потихоньку уровень свой повышать.

— «Шахтер», однако, тоже, судя по всему, не дремал...

— Меня туда Олег Александрович Ошенков пригласил — выдающаяся личность, прекрасный тренер и человек. За мной в Краматорск начальник команды Иван Палыч Бабушко приехал — с родителями побеседовал, со мной, и отправился я в Донецк, правда, после этого определенное время играть там мне не разрешали, потому что переход нужно было официально осуществить: заявление в киевском «Динамо» лежало, из-за чего некоторые сложности возникли, но потом все решилось.

— Кого звездами в Донецке тогда считали?

— Когда я в команду пришел, там прекрасные футболисты были: Пилипчук, Евсеенко, Лобановский и Базилевич играть заканчивали (мне удалось несколько дней при таких мастерах, как они, побыть — потом собрание состоялось, и они команду покинули), Щегольков, Губич, Юра Дегтерев карьеру свою начинал, вратарь... Мне повезло в этой команде выступать — тогда попасть в основной состав и с такими зубрами да при таком тренере, как Ошенков, играть, было за счастье.

— Вас шахтеры, простые работяги, любили? Героем тогда вы себя ощущали?

— Героем нет, но чувствовал, что могу принести определенную пользу. В «дубле» «Шахтера» я выделялся, и Ошенков к основному составу меня подтягивал — когда время пришло, туда поставил, и я там закрепился.

Тогда клубов не было, а команда наша при профсоюзе состояла и непосредственно от первого секретаря обкома партии зависела. Мне повезло, потому что Владимир Иванович Дегтярев (секретарь донецкого обкома Компартии Украины. — Д. Г.), как и его непосредственный сподвижник и соратник, заведующий административным отделом Николай Васильевич Каледин, большим любителем футбола был — они очень много внимания развитию футбола в Донбассе, в том числе «Шахтеру», уделяли, и если бы не их любовь и привязанность к нашей команде, не знаю, как бы моя дальнейшая судьба сложилась.

«ЧЕЛОВЕК 15 БОРЦОВ В ЗДАНИЕ АЭРОПОРТА ВОШЛИ, ВЗЯЛИ МЕНЯ НА РУКИ И ПОНЕСЛИ К ВЫХОДУ...»

— Как получилось, что в 72-м году вы стали единственным советским футболистом, который в чемпионате Европы участвовал, будучи игроком первой лиги?

— История интересная... В сборную СССР в 71-м году я попал — Валентин Александрович Николаев пригласил. Он и в ЦСКА старшим тренером работал...

— ...в 70-м в чемпионы Союза их вывел...

— ...да, и старшим тренером сборной был, и вот после одного из турне, которым сезон мы закончили, сборная на коммерческий турнир Западный Берлин — ФРГ —

Турция поехала. Возвращаемся мы из Турции, и в самолете Альберт Шестернев, который капитаном ЦСКА был, мне говорит: «В аэропорту большие неприятности тебя ждут — в ряды Советской Армии и Военно-морского флота призывать будут» (улыбается). Прибыли мы в Москву, таможенный досмотр и паспортный контроль прошли, и встретил меня полковник Нерушенко, который, по сути, всю спортивную часть ЦСКА формировал. Сказал, что есть, дескать, предложение — к ним перейти: нужно лишь военный билетик подписать... Я, конечно, никак туда не хотел, потому что «Шахтер» ничем не хуже был и возможности имел довольно солидные — в футбольном имею в виду плане...

— ...да и в финансовом, чего скрывать, тоже...

— Ну да, в общем, огромного желания повышать свое мастерство в ЦСКА не было, но полковник Нерушенко настаивал, а с ним человек 15 борцов были — они в здание аэропорта вошли, взяли меня на руки и понесли к выходу.

— Ого! Это в советское время!

— Да, спокойненько так, а Николай Петрович Морозов, замечу, авторитетом в Москве пользовался, и у директора аэропорта Шереметьево, в частности. Начали, короче, борцы из этого здания меня выносить...

— ...а вы не брыкались?

— (Смеется). Большие стеклянные витражи там были, и один из них ножками я разбил — милиция подбежала, которая была уже нашими оповещена (ну, приехали в Москву люди, которые должны были помочь мне барьер этот преодолеть)... У борцов стражи порядка меня отбили и через кордоны в ангар, где самолеты ремонтируют, провели — некоторое время мы там посидели, а потом милиция наших людей предупредила... Администратор из Донецка Сан Саныч Фокин и тренер Козырский, который с Николаем Петровичем работал, лесенку мне подставили, чтобы через заборчик перепрыгнул, и я тут же в такси прыг...

— Детектив прямо какой-то!

— Еще и какой! Довезли нас до Каширы, а оттуда мы с Фокиным, на поезде в Ростов добрались, где нас автомобиль ожидал, а там 170 километров — и Донецк. Привели меня к первому секретарю обкома, всю эту эпопею мы ему рассказали... Потом пару месяцев где-то я прятался, отдыхал, пока Владимиру Ивановичу Дегтяреву не удалось с Вооруженными силами СССР договориться о том, что воинскую службу я буду по месту жительства проходить.

Как, будучи игроком первой лиги, на чемпионат Европы попал? Ну, первая лига, где «Шахтер» тогда оказался, — это не показатель, команда у нас, в общем-то, неплохая была, просто класса не хватало, футболистов умелых, а с усердием и работоспособностью все в порядке было, этими качествами мы от других отличались...

— ...и духом особым, да?

— Да, кубковая команда, как ты сказал, была, бойцовский дух имела, но потом, когда Базилевич пришел, в другой футбол мы играть начали — на порядок выше по качеству. Олег Петрович серьезный отбор провел, в основной состав и Старухин попал, и Звягинцев — хорошие игроки, Дудинский Юра начал играть, Валера Яремченко (его переквалифицировали — был нападающим, а стал полузащитником, затем защитником)... Олег Петрович очень серьезный вклад в развитие «Шахтера», в становление его внес.

— Это он вас в «Динамо» перетащил?

— Ну, естественно — когда с Лобановским киевское «Динамо» возглавили, тандем образовали. Я помню, как, еще «Днепр» возглавляя, Валерий Васильевич в Донецк приезжал или Олег Петрович в Днепропетровск — они постоянно общались, дружили, и на сборах «Шахтер» и «Днепр» вместе не раз были, между собой часто играли.

— В «Динамо» вы, тем не менее, не рвались, правда?

— Не скрою: особого рвения не было, но уровень этой команды в тот момент, когда Олег Петрович Базилевич туда перешел, не отметить нельзя было. Впрочем, решение я принял не сразу, потому что Владимир Иванович Дегтярев людей, которые в «Шахтере» играли, поддерживал, уверенность в завтрашнем дне давал, мы о будущем думали... Словом, не все так просто было.

— В киевском «Динамо» вы с 75-го по 81-й год отыграли — даже 82-й немножко, по-моему, захватили...

— Пришел в конце 74-го, когда «Шахтер» очередной сезон, не совсем удачный, окончил. Олег Петрович в конце 73-го нас покинул — в 74-м уже в «Динамо» работал, после этого перестройка в команде горняков началась, и в конце 74-го я уже динамовцем был.

«ПУГАТЬ ТОЛЬКО НЕПУГАНЫХ МОЖНО»

— За годы, проведенные в Киеве, вы стали четырехкратным чемпионом СССР, обладателем Кубка Союза, взяли с товарищами Кубок кубков и Суперкубок УЕФА — блестящая карьера! Когда в киевское «Динамо» перешли, наверняка были наслышаны, какие сумасшедшие там нагрузки: некоторых на тренировках даже рвало...

— Понимаешь, Дима, чтобы на тот уровень выйти, на котором эта команда играла, нужно было, конечно, немножко больше работать, потому что с приходом Базилевича изменилось многое — прежде всего подход к футболистам...

— Система появилась...

— ...и тренировок, и отношений, и вообще понятие, что такое футбол и как к этому Величеству обращаться — на ты или на вы: все это было перестроено человеком, который, наверное, знал, чего хочет и каким образом это осуществить. Уйдя в киевское «Динамо», я уже немножко был подготовлен, поскольку с Олегом Петровичем работал и представление, кому что предстоит делать, имел. Разумеется, слухи ходили разные...

— ...а пугали?

— Ну, пугать только непуганых можно, а когда кое-чего уже видел, испуг не берет. Нужно было просто тем требованиям соответствовать, которые предъявлял тогда футбол через таких великолепных, я считаю, тренеров, как Базилевич и Лобановский.

— Ваши товарищи по команде мне говорили: «Анатолий Коньков полностью своей кличке Конь соответствовал — физически здоровый, мощный, смело в единоборства шел, причем пройти его было фактически невозможно, и нападающие просто его боялись»...

— Не понимаю: ну что значит «боялись»? Мы же не запугивали никого, жестоко не играли. Жесткость — да, присутствовала...

— Жестоко Новиков и Никулин в московском «Динамо» играли...

— Ну, эти — да, чересчур жестко (не жестоко, но все же чересчур): у них и клички соответствующие были — Автоген, Косилка, Гипс, Лом, а у меня, видишь, другая — Конь.

...В «Динамо» тогда такой цвет футбольный собрался! Каждый игрок — личность, и я с удовольствием их сейчас по памяти перечислю: Рудаков, Трошкин, Фоменко, Решко, Матвиенко...

— ...Коньков, Колотов, Веремеев...

— ...Мунтян, Буряк, Онищенко, Блохин, потом еще Зуев, Дамин, Кузнецов Сережа — все футболисты высочайшего класса!

— То, что каждый из них был на своей позиции незаменим и это были игроки мирового уровня, правда или немного преувеличено?

— Нет, это так, и результаты, которые команда показывала, сами за себя говорят. Выиграть Кубок кубков и Суперкубок, наверное, непросто: ты же себе представляешь, что такое «Бавария» — какая это машина и как с ней бороться. На тот момент я и по сборной судить мог: футболисты там разные были, но выходцы из киевского «Динамо» готовностью к любому соревнованию отличались...

— ...функциональной подготовкой, как Валерий Васильевич любил говорить...

— Ну, терминологию можно было применять любую, но и Валерий Васильевич, и Олег Петрович, конечно, в развитие команды...

— ...и советского футбола в целом...

— ...огромнейший вклад внесли. Бывали моменты, когда ошибки какие-то допускались, и заблуждения были (все, как в жизни), в некоторых матчах выступить гораздо лучше могли, но не сложилось. Наверное, молодость виновата, но молодость — это недостаток, который быстро проходит.

— Футболисты, которые вместе с вами в середине 70-х играли, признавались мне, что речь не о том тогда шла, выиграет «Динамо» или проиграет, а лишь о том, с каким перевесом победит, и представители команд из Закавказья и Средней Азии приходили порой перед началом матча и просили: «Ребята, ну пожалуйста, больше двух сегодня не забивайте — стыдно нам так проигрывать...». Было такое?

— Что ж, и такие моменты бывали, и разговоров вокруг них много ходило, но «не забивайте» — это уже легенды, сказки какие-то, которые тогда рождаются, когда люди от футбола отходить начинают.

— Покойный Котэ Марахадзе, с которым мы дружили, говорил мне о вас и ваших партнерах: «Это были звери — под динамовский тот каток любая команда попадала, и никто устоять не мог», и это действительно были звери, люди с двумя сердцами, причем фактически 13-14 в основном составе ребят выходили — скамейки же не было!

— Ну, в принципе, была, но очень маленькая.

— Роботами, машинами вы себя ощущали?

— Да нет, и хотя расписываться за других не могу, лично я человеком себя чувствовал — в этой, будем так говорить, приятной компании.

— 75-й год пережить — счастье?

— Думаю, не только для футболиста — для любого спортсмена.

— Когда после этих побед слава пришла, когда ваши автомобили люди несли на руках, когда вы с гордо поднятой головой по родному городу шли и все улыбались вам, все вас любили, какие ощущения были?

— Приятные, разумеется, хотя иногда от этого внимания хотелось куда-нибудь спрятаться, потому что задачи, которые перед нами стояли, и весь этот антураж несовместимы. Тем, кто не мог в этом плане с собой справиться, Валерий Васильевич и Олег Петрович помогали, так сказать, абстрагироваться, а от тех, кто что-то чрезмерно себе позволял, коллектив попросту освобождался.

«ЧТО ЗНАЧИТ «НАРОДНЫЕ ГЕРОИ»? МЫ ПРОСТО РАБОТУ СВОЮ ХОРОШО ДЕЛАЛИ»

— Сегодняшним молодым людям — и болельщикам, и футболистам — наверняка трудно себе 70-е годы представить: интернета нет, компьютеров, айфонов и айпедов тоже, в СССР три (ну, кое-где четыре) телевизионных канала всего. Когда футбол показывали, это праздником становилось для миллионов, футбол вообще был религией, а вы, без преувеличения, — народными героями. Каково было ими себя ощущать?

— Не знаю — я, наверное, как-то этого не заметил, да и что значит «народные герои»? — мы просто работу свою хорошо делали.

— Да не просто хорошо — великолепно!

— Чувствовали себя достойно, нормально, к тому же строй, который тогда был, за рамки каких-то общепринятых норм поведения, отношений и так далее выходить не позволял.

— Вы с лучшими командами мира играли — какой-то мандраж был? Как вообще настраивались, зная, что ваш соперник сегодня — «Эйндховен» или, допустим, «Бавария»?

— Ну, мандраж перед матчем всегда бывает — у каждого он по-разному проявляется, но обычно до того, как начинаешь в процессе участвовать. Есть сомнения, как это пойдет, как то, но когда машина поехала — все, никакого мандража, пошли в бой ребята, а как наш великий актер и режиссер сказал, в бой идут одни старики (улыбается).

— Вы, защитник, лучшим мировым форвардам противостояли, а как к поединку с каждым из них готовились? Вот знали, допустим: Герда Мюллера опекать сегодня придется или Ральфа Эдстрема...

— Это работа была, и настолько скрупулезно двумя нашими тренерами продуманная (да не только двумя — всем штабом), настолько просчитано было, что каждый игрок должен делать, что потом, когда игра начиналась, каждый выполнял то, что необходимо, а если удавалось больше, это индивидуальным творчеством считалось, которое, как мастер такого класса, ты показать обязан.

— И Мунтян, и Буряк, и Онищенко, и Блохин рассказывали мне, что очень часто соперники недозволенные приемы против них применяли: и плюнуть в лицо могли, и всячески спровоцировать, «но, — уточняли они, — мы знали, что если против нас кто-то сыграет грубо, там, сзади, их встретят как следует Коньков, Решко, Фоменко, Матвиенко, Трошкин...». Действительно людей, которые правила нарушали, «встречали» конкретно?

— Ну, чего теперь вспоминать, конкретно (улыбается) или нет?..

Уникальная, конечно, ситуация в Ростове у нас была... Состав накатанный, каждое движение отработано, каждый игрок свое место на поле знает: когда расширять диапазон действий, когда сужать, когда атаковать и так далее — тактика была, и над ней мы много работали, и вот в день игры у Михал Иваныча — Миши Фоменко — спина заболела. Вызвали меня Олег Петрович с Валерием Васильевичем и говорят: «Другой кандидатуры у нас нет — ты на его месте сыграть должен, в защите», а я же не знал, что до этого Фоменко они вызывали и тот сказал им, кто может на этой позиции его заменить.

Начали они разъяснять, и поначалу я даже не понял, о чем речь, пока Олег Петрович не сказал: «А ты помнишь, как в «Шахтере» мы из Яремченко-нападающего полузащитника сделали, как ты его убеждал, как он не соглашался, тем не менее, в ответственной игре в Кутаиси на новую позицию встал и сыграл великолепно?».

Пришел я домой, а с Михал Иванычем в одной квартире мы жили, разговаривать стали — и поняли, что ничего страшного в этом нет: так потом вместе с ним на одной позиции и остались.

НУ, НЕ ТАКОЙ УЖ И МОЩНЫЙ Я БЫЛ — ХУДОЙ И БЛЕДНЫЙ»

— Вы хоть кого-нибудь из соперников когда-то боялись — чисто по-человечески, какие-то страшные для вас форварды были?

— Да, в принципе, нет, поскольку команда настолько была подготовлена, что бояться можно было только того, что по каким-либо причинам, от тебя не зависящим, сделать работу как надо не сможешь.

— Кто из соперников больше всего на поле вас впечатлил — так, что вы восхитились: «Вот это пацан!»?

— Ну, очень много таких футболистов было — и в Советском Союзе, и за рубежом, а если речь о командах идет, то прежде всего, конечно, сборная Германии поразила, и в первый раз это случилось на...

— ...чемпионате Европы...

— Нет-нет, когда Олимпийский стадион в Мюнхене мы открывали — там я и понял, что это просто сборная СССР в кубе! Это май 72-го был, и когда эту машину увидел... Во-первых, она не на той скорости ехала, на которой сборная Союза привыкла, и мы со счетом 4:1 проиграли, после чего задумываться я стал: «А почему же такая разница?».

— Может, просто передачу другую включили?

— Ну, наверное, не ту совсем и не так мыслили, потому что уже тогда эта команда пространство варьировала, уже тогда в ней полнейшая взаимозаменяемость футболистов была, они могли организованно отдавать территорию либо забирать, а для нас все это в новинку было.

— Рост и мощь на поле вам не мешали?

— Ну, не такой уж и мощный я был — худой и бледный, но нет, ничто не мешало.

— Играть через жуткую боль приходилось часто?

— Бывало.

— И пожаловаться было некому...

— (Разводит руками). Нас, наверное, тогда так воспитывали, что жаловаться нельзя было — жалобы не принимались. Как говорил Трошкин Володя, на поле не может выйти лишь тот, у кого нет ноги.

— Серьезные травмы у вас были?

— Ну, я и в больничке лежал, и зашивали — всякое случалось.

— Не жалко себя было?

— Как же не жалко? — жалеет себя любой, но жалость какая? Минутная, а потом в работу включаешься — и все по новой.

— Сегодня договорных матчей, насколько я понимаю, только в чемпионате Англии нет...

— (Отмахивается), Ой, не хочу я об этом!

— Тогда хоть какой-то намек на подобные матчи был?

— Были и намеки, и некоторые матчи «веселые», но это единичные случаи, которые сразу же достоянием общественности становились и порицанию подвергались.

— Вы лично, что матч договорной, чувствовали?

— А это невооруженным глазом видно — и сегодня, и вчера, и позавчера было — тут обмануть невозможно.

— Однажды в одном из интервью в сердцах вы признались: «Годы, проведенные с Лобановским, как концлагерь, я вспоминаю!»...

— Нет, это за меня так сказали. Я потом журналисту тому звонил, он объяснял: «Я же другое имел в виду...», на что я ответил: «Что вы имели в виду, меня не интересует, но написали так, будто в чем-то Валерия Васильевича я обвиняю».

Это настолько насыщенный отрезок времени был, когда достаточно внимания семье уделять и себе я не мог, потому что на 365 дней в году недели две свободного времени выпадало.

— Остальное — матчи, переезды и база?

— Да — футбол, футбол и еще раз футбол.

— На базе, когда изо дня в день одно и то же, с ума не сходили?

— Некогда было сходить — за работой, а свободное время, которое нам предоставлялось, уходило на то, чтобы ночь поспать...

— ...в бильярд сыграть...

— ...или побросать картишки.

«ВИКТОР МИХАЛЫЧ КОЛОТОВ ОТЛИЧАЛСЯ ОТ ОСТАЛЬНЫХ ОДНИМ — ЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ КАЧЕСТВА НАД ВСЕМИ ДРУГИМИ, КОТОРЫМИ БОГ ЕГО ОДАРИЛ, ПРЕВАЛИРОВАЛИ»

— Леонид Буряк поразил меня как-то воспоминаниями о том, что в Конче-Заспе очень много комаров было, а сетки на окнах базы отсутствовали, и по полночи великие киевские динамовцы с насекомыми сражались...

— Да, это было.

— Кому об этом теперь расскажешь, правда?

— Ну, я думаю, и рассказывать не надо, потому что условия, которые у «Динамо» тогда были, считались великолепными.

— Вы богатым человеком себя ощущали...

— ...конечно!..

— ...на всю оставшуюся жизнь обеспеченным...

— Разумеется, ведь на что мы тогда могли тратиться? Тех же комаров ловили бесплатно... Определенные ситуации жизненные, как в любом коллективе, случались, и дяди какие-то приезжали, пальцами нам грозили, повлиять как-то пытались, но влиять на нас было смешно.

— У вас в команде не просто мужики подобрались и бойцы, а личности, потому что люди, достигающие таких результатов, лишь бы какими по определению быть не могут. У каждого — свой взгляд на вещи, свой подход к делу, а конфликты внутри команды, друг с другом, когда-нибудь возникали?

— Ну, в жизни без конфликтов не бывает — в противном случае это, наверное, какая-то идиллия.

— Как их гасили?

— Всегда компромисс находили, и в большинстве случаев это, конечно же, удавалось.

— Чисто мужские разговоры, когда за пределы базы, в лесок, выходили и разбирались друг с другом, бывали?

— Не без того.

— Вам в этом участвовать доводилось?

— (Кивает).

— Ребята, которые с вами играли, говорили мне, что вы обладали непререкаемым авторитетом и к вам часто с просьбой те или иные ситуации рассудить обращались...

— И такое бывало. Понимаешь, коллектив единомышленников на определенные идеи заряжен, но иногда возникают моменты, которых, в общем-то, и не предскажешь...

— ...и в учебниках о них не пишут...

— ...и соломки заранее не подстелишь. Это как в анекдоте: собрались волки в лесу, на поляне сели и лесные дела обсуждать стали — как по-новому жить. Много было предложений, и одно из них следующее: надо бы по закону теперь, как положено, и в это время заяц в этот круг забежал. Волки бросились на него, разорвали в клочья, а потом опомнились: что ж мы наделали? — только же договорились по правилам жить! Ну, все, с этого момента по-новому давайте начнем, некролог напишем... Написали, и один спрашивает: «А как же подписаться — «стая волков» или «группа товарищей»?». Посовещались и подпись поставили: «стая товарищей». Разные бывали моменты, но мы всегда старшим, более мудрым, доверяли, капитанами их выбирали, шли за ними, зная, что объединить они могут.

— Колотов не случайно был капитаном? Чем он от других ребят отличался?

— О, Виктор Михалыч отличался от остальных одним — человеческие качества его над всеми другими, которыми Бог его одарил, превалировали.

— Символизм какой-то в том, что его первого из вашей команды не стало, усматриваете?

— Вы знаете, без слез (плачет) об этом нельзя... Виктор Михалыч как раз в такие моменты, о которых спросил ты, решал многое. Он вроде как и по возрасту такой же, как мы, был, но жизненного опыта имел больше, а есть ли в столь раннем его уходе символичное что-то?.. Может, и так... Вот мы с тобой накануне Высоцкого, которого я знал, вспоминали: он тоже рано ушел... И он, и Колотов — выдающиеся личности, а почему так получилось, не знаю.

— Почти 40 лет со времен этих прекрасных побед в Кубке кубков и Суперкубке прошло, нет уже Колотова, Рудакова, а вот сегодня, интересно, динамовцы того состава вместе иногда собираются?

— Редко и в основном по печальным поводам — вся эта суета жизненная спокойно общаться мешает...

Дмитрий ГОРДОН