Алексей МИХАЙЛИЧЕНКО: "Мы были в полушаге от чемпионата мира"
Он неплохо поработал на футбольном поле – побеждал в чемпионатах Советского Союза, Италии и Шотландии. Пиком его карьеры стал 1988 год, когда воспитанник киевского футбола выиграл золотые олимпийские медали Сеула, «серебро» чемпионата Европы в Германии, а затем добавил к этим трофеям звание лучшего футболиста страны. Завершив карьеру, Михайличенко заявил о себе на тренерской ниве – возглавлял киевское «Динамо» и сборную Украины. В прошлом году в октябре он вернулся в родной клуб в новом качестве – спортивным директором.
В интервью «Урядовому курьеру» один из Друзей Евро-2012 рассказал о своей богатой игровой карьеру и переживаниях на тренерском мостике.
– Алексей Александрович, какие у вас возникают ассоциации при упоминании фамилии Лобановского?
– Трудно найти слова, чтобы описать свои чувства. И не только как к тренеру, но и к человеку. У него было немало крылатых фраз – он очень много читал, многим интересовался. Когда заходил в его кабинет, на столе лежали книги самой разной направленности – от Карнеги до русских пословиц и поговорок. Помню, как-то собеседник с ним спорил и в качестве аргумент привел поговорку - все течет, все меняется. Лобановский повернулся к нему и медленно ответил: «Ничего не течет, ничего не меняется». Наверное, на тот момент он думал, что человек в душе всегда должен оставаться порядочным и нести ответственность за все свои поступки.
– В свое время нередко говорили о любви Валерия Васильевича к приметам. Мол, он всегда хотел иметь в команде хоть одного рыжего. Вам повезло с цветом волос?
– Но я ведь не рыжий! Да, белокурый. Но не рыжий. Хотя у меня уже столько раз об этом спрашивали, что махнул рукой. Бог с ним, буду рыжим.
– Однако вы не будете отрицать, что были одним из его любимчиков?
– Были ребята, к которым Маэстро, на мой взгляд, относился еще внимательнее. Чаще главный тренер говорил о Бережном. Так случилось, что Александр слишком рано закончил с футболом. Хотя был невероятно талантлив. Валерий Васильевич опекал его и после того, как Бережной закончил карьеру.
– Предсезонную подготовку у Лобановского вспоминаете без дрожи?
– Действительно приходилось выполнять монотонную тяжелую работу. И беговую, и прыжковую. Была и гимнастика – на скорости, с акробатическими прыжками. У некоторых ребят от таких нагрузок кружилась голова. А вот когда заканчивались сборы, мы удовлетворенно говорили, что год прошел. Потому что после этого было легче – только игры.
– Олег Блохин в «Динамо» дослужился до майора. А вы в каком звании покидали Киев?
– Я под это не подписывался. Военную форму даже не носил – в части всего три дня пробыл и был командирован на место службы в киевское «Динамо». Это предыдущее поколение команды было почти сплошь офицерами. А в наше время ребята к воинским званиям особо не стремились. Помню, что от этой чести кроме меня отказались Заваров, Кузнецов, Чанов.
Я в свое время был комсоргом команды – собирал взносы. Как я понял, меня «сплавили» – никто не хотел занимать эту выборную должность. До меня комсомольскую организацию возглавлял Вадим Евтушенко.
– Какие ошибки допустили, перейдя в свое время в итальянскую Серию А?
– Мне пришлось перестраиваться и жить по другим правилам. Сам переезд – это не только изменение футболки, но и изменение образа жизни. Ведь в СССР я играл только в одной команде. И выступал под руководством двух тренеров – Валерия Лобановского в «Динамо» и сборной, а также Анатолия Бышовца в олимпийской сборной Союза. К тому же, именно у Анатолия Федоровича я начал тренироваться с третьего класса. В Генуе было все по-другому.
– Неужели в «Сампдории» вам не дали времени на адаптацию?
– Когда игрока покупают почти за пять миллионов долларов, на него рассчитывают сразу. У меня же не все получалось. Было трудно с наскока перейти на систему «осень-весна». Ведь до этого на протяжении десяти сезонов подряд в декабре мой организм отдыхал. Это было обусловлено уже физиологически. А в Италии это – разгар сезона.
– Наверное, в составе «Глазго Рейнджерс» на тренировках вы отдыхали?
– На Апеннинах большое внимание уделялось тактическим упражнениям. А в Шотландии был приятно удивлен тренировочным процессом – там просто нельзя было определить какое-то упражнение не по душе: мы собирались, разминались и играли в дыр-дыр. На этом работа заканчивалась.
– Могли ли вы остаться в Генуе? Или уже тогда все было предрешено на уровне клубов?
– Мы совместно пришли к этому решению. Руководство «Сампдории» дало понять, что я не совсем подхожу под их стиль игры. А я уже не в том возрасте, чтобы кому-то что-то доказывать. С другой стороны, от «Глазго Рейнджерс» поступило выгодное со всех сторон предложение. Контракт предложили подписать на четыре года, финансовые условия были на порядок выше, чем в Италии. К тому же, шотландцы выплатили за мой трансфер 2,2 млн фунтов. Особенно меня поразил бережный подход генуэзцев: они позаботились о том, чтобы я ничего не потерял в зарплате. Сложность в моем переходе была только одна: шотландцы долго не могли найти средств, чтобы выкупить у «Сампдории» мой трансфер. Но, в конце концов, спонсоры выделили необходимую сумму, и я стал выступать в чемпионате Шотландии.
– В Глазго у вас получалось лучше, чем в Генуе?
– Считаю, что первые два года в «Рейнджерс» однозначно могу занести себе в актив. Они пролетели на одном дыхании. После первого сезона я был признан лучшим футболистом страны. После этого начались проблемы со здоровьем – сделали одну операцию, потом вторую. В результате в национальном чемпионате провел всего семь матчей. Но по окончании контракта Уолтер Смит предложил мне остаться в «Рейнджерс» еще на сезон. Хотя на то время уже были куплены такие известные игроки, как Пол Гаскойн, Брайан Лаудруп, Олег Саленко. Я остался на пятый год, который провел уже фактически в роли дяди-наставника, – передавал свой опыт молодежи.
– Мундиаль пока остается для вас несбыточной мечтой – и как для игрока, и как для тренера.
– Что касается чемпионатов мира, то меня действительно словно какой-то злой рок преследует. За несколько недель до финального турнира в Италии-1990 получил травму. Чтобы попасть на Кубок мира в ЮАР как тренеру, надо было сделать один шаг. Даже не шаг, а полшага: ведь в первом стыковом поединке в Афинах украинская сборная сыграла с Грецией вничью – 0:0. Но не судилось. После ответной встречи в Донецке, где мы уступили с минимальным счетом, психологически было очень тяжело – несколько месяцев вообще футбол смотреть не мог.
– Почти четверть века назад сильнейшие украинские футболисты в составе сборной Союза в последний раз сыграли в финальном матче чемпионата Европы. В решающем поединке подопечные Валерия Лобановского уступили блестящей голландской дружине. Не обсуждали подробности той памятной битвы с Гуллитом или ван Бастеном?
– С Гуллитом мы общались, когда Рууд работал в «Челси», – мой дом расположен недалеко от базы клуба. Тогда в составе «аристократов» выступал бывший партнер по олимпийской сборной Союза, вратарь Дмитрий Харин, и я иногда приезжал к ним на базу. Беседовали с Гуллитом, но до воспоминаний о нашем противостоянии на турнире в Германии дело не доходило. Мне об этом вспоминать не хотелось, а у обладателя «Золотого мяча»-1987 хватало других тем для разговоров.