Тренер "Ильичевца" Игорь Леонов: "Еще в 1998-м Ахметов сказал, что "Шахтер" будет чемпионом"

Игорь Леонов – фигура в истории украинского футбола заметная. Его карьеру игрока разделило пополам провозглашение независимости Украины. Леонов был одним из ключевых исполнителей «Шахтера» союзного периода и остался таковым и во времена украинского чемпионата. Интересная деталь: Леонов родился и рос в Керчи, и там же, в соседней детской школе, постигал азы футбола Володя Пятенко. Сегодня оба керченца возглавляют команды Премьер-лиги…

– Но один из них с приставкой «и.о.», – сразу уточняет Игорь Леонов. – Действительно, после того, как я в семь лет прошел отбор в ДЮСШ при керченской команде мастеров «Океан» (моим первым тренером стал Демитчик Владимир Васильевич), там в шестом классе создали футбольный спецкласс, в котором занимались 18 ребят со всего города. В другом районе города был образован такой же спецкласс, и там учился Володя Пятенко.

Условия для занятий были отличные – мы играли на большом зеленом поле, нам выдавали форму. Кстати, первый раз бутсы с шипами я надел в седьмом классе. – Мама купила их за 25 рублей, это были большие деньги. А потом появились бутсы фирмы adidas, которые тренер сам лично покупал в Москве. За своими бутсами мы следили сами. Главным было уберечь их от воды. Смазывали их, например, вазелином. Но я предпочитал масло, обычное сливочное масло. Кстати, пользовался им и когда уже играл потом в «Шахтере».

В 1983 году, когда я учился в девятом классе, меня стали привлекать во взрослую команду «Океан», которая играла во второй лиге. Тогда регламент требовал, чтобы в коллективе было не менее двух игроков 19 лет и младше, причем один обязательно должен был выходить в составе. Мне же было 16. Но меня включили в заявку, и я уже стал получать зарплату.

– Как в семье относились к тому, что в столь юном возрасте ты полностью сосредоточился на футболе?
– Семья поддерживала. Отец меня опекал, он сам когда-то понемногу играл. Правда, умер, когда мне было 12 лет. Но потом появился отчим, прекрасный человек, они с мамой прожили 30 лет… Мама по-прежнему живет в Керчи, у нее астма, она раз приехала ко мне в Донецк, стала задыхаться и сразу же попросила взять билет назад. Мама смотрит все матчи, особенно те, которые имеют ко мне отношение, переживает. А отчим был просто фанат футбола. Так что тут мне повезло.

– Глядя на то, в каких условиях сейчас занимаются ребята из академии «Шахтера», завидуешь им?
– В чем-то, конечно, это небо и земля. Но мне грех жаловаться на школу моего детства. Вот каким был типичный распорядок дня. Приходили в полвосьмого утра в свою раздевалку (они были отдельные для баскетболистов, легкоатлетов…), с восьми до девяти – тренировка. Принимали душ – у каждого чистое полотенце, нам все вещи стирали. В большом сейфе хранились мячи, форма и прочее. Дальше была обычная учеба, а если ее прерывали соревнования, нам составляли такой график, чтобы мы могли наверстать упущенное. Завтрак и обед были в школе, дома я только ужинал после вечерней тренировки. У нас был автобус, на котором мы выезжали на официальные игры.

В 1984-м я уже полсезона играл в «Океане» (в середине поля – и справа, и слева, и в центре). Рядом были мужики по 30 и более лет, но отношения в команде были хорошие. Конечно, мы, молодые, уважали старших, с готовностью выполняли их поручения, а они отвечали доверием в игре.

– После «Океана» ты оказался в «Таврии»…
– Туда меня позвал Анатолий Дмитриевич Коньков. В 1984-м он был главным тренером крымчан. Помню, был выпускной в школе, а вечером меня уже ждал «РАФик», который и отвез меня в расположение симферопольского клуба.

Первое время в «Таврии» я жил в общежитии, а зарплата была 110 рублей. Потом команда покинула первую лигу и оказалась во второй, но я уже был игроком «основы» и зарплату мне дали 160 рублей. В 1985-м подошел призывной возраст, на меня пришла разнарядка из одесского СКА. Но меня, скажем прямо, спрятали в одной из частей пограничной службы Крыма, там я принял присягу и прошел курс молодого бойца.

Во второй лиге первый год мы провели под руководством Анатолия Конькова, но в финальной пульке уступили «Ростсельмашу» и в классе не повысились. А после того сезона Конькова пригласили в «Шахтер» помогать Олегу Базилевичу, и «Таврию» принял Анатолий Полосин. И снова нам не хватило самой малости, чтобы перейти в первую лигу – пропустили туда «Зарю». И снова в команде произошла смена наставника. Коллектив принял Вячеслав Дмитриевич Соловьев, и, прямо скажу, я был от него в восторге – и как от тренера, и как от человека. А помогал ему не менее известный – Виктор Ильич (а точнее – Израилевич) Каневский. Представляете, такие люди, а не погнушались прийти во вторую лигу! Мы без проблем заняли первое место в круговом турнире, потом победили в пульке и перешли в первый дивизион. В решающем матче нам нужно было не проиграть в Смоленске, мы там сыграли —3:3, и я забил третий, можно сказать, победный мяч. Вообще же за сезон я тогда провел 19 голов. А Сергей Шевченко – 24! Причем он тоже играл в полузащите.

Поиграть в первой лиге под началом Соловьева и Каневского мне не довелось (Коньков рекомендовал меня «Шахтеру», но, повторюсь, о них остались самые лучшие воспоминания. Помнится, у Каневского была очень красивая дочка – когда она находилась на трибуне, вся команда туда смотрела.

– Не страшно было переходить в высшую лигу, которая, как мы поняли потом, была одним из сильнейших чемпионатов континента?
– Дело в том, что еще за полгода до этого я дал Конькову и начальнику команды «Шахтер» Михаилу Калинину слово, что переберусь в Донецк, хотя в «Таврии» мне уже обещали квартиру. Но высшая лига манила, да и Соловьев, пригласив на чаепитие, рекомендовал идти вперед.

Донбасс встретил радушно, через три месяца мне дали однокомнатную квартиру в центре города. Рядом жили мои новые партнеры. Правда, зимой я успел переболеть легкой формой желтухи. Заметил это доктор Шкоткин, а администратор Николай Федосеевич Гарбузников, известный в истории клуба вратарь, взял на себя заботы о моем лечении. Причем в больницу я попал 31 декабря, а в этот день в «Шахтере» была традиционная «отоварка» —   на базу завозили продуктовый дефицит. Первыми отоваривались тренеры, потом – игроки «основы», потом – дублеры, потом – админкоманда. Кстати, мне кажется, что и вас, Марк Юрьевич, я как-то там видел. Дней 15 я пролежал в больнице, потом сразу поехал в Адлер, на сбор. В апреле уже занимался в общей группе и пару раз выходил на замену.

Всего за четыре сезона в элите союзного первенства (сначала под руководством Конькова, а затем – сменившего его Валерия Яремченко) я провел почти 100 поединков. Конечно, тот чемпионат выглядел поинтереснее будущего украинского. Завораживала география – Москва и Ленинград, Минск и Тбилиси, Ереван, Баку, Ташкент… Но Союз развалился, и мы вместе с Лешей Кобозевым уехали в Австрию.

– А как возник такой диковинный для тех времен вариант?
– Уезжать за границу для спортсменов тогда уже становилось модным. Но у нас неплохо шли дела в «Шахтере». 14 туров мы отыграли без поражений – и это в союзном первенстве! Только в 15-м уступили в Днепропетровске. После первого круга шли на втором месте (тогда здорово играл совсем молодой еще Сережа Щербаков), но второй провели слабо. И вот последний тур. Мы встречались с «Араратом», но в Абакане (Валерий Яремченко, кстати, тогда первый раз поставил Сережу Реброва). Нас судил Спирин. После игры Алексей Николаевич подошел ко мне и спросил, не хочу ли я попробовать силы за границей.

А когда последний чемпионат Союза закончился, Спирин позвонил мне и предложил отправиться на просмотр в Австрию. Ехать не боялся, хоть языка и не знал. Меня встретили в Вене и повезли в Клагенфурт. Я участвовал в выставочных турнирах, жил в гостинице. Второй раз поехал уже с Лешей Кобозевым, и мы подписали с австрийским агентом контракты на три года. Месяцев восемь играли за клуб высшей лиги «Санкт-Пельтен». Было мне тогда всего 24 года. Прельщала новая жизнь, лучшие финансовые условия. А дома была сплошная неясность с национальным первенством.

Сам австрийский чемпионат был послабее союзного, но акцент делался на футболе жестком, силовом. Первый месяц мы жили в гостинице, потом нам дали служебные квартиры, к нам приехали жены. Надо ли спрашивать, понравилось ли им в Австрии? После нашего сплошного дефицита – рай в магазинах. Зарплата была 1700 долларов, за победу дополнительно платили 1400, за ничью – 700. Это все уже чистыми, без налогов.

Можно было продлить соглашения, но Яремченко позвал в «Шахтер», где обещали нормальную квартиру. Все же надо было о семейном гнезде позаботиться.

– Горняки тогда хоть и ставили перед собой высокие задачи, но выше второй строки подняться не могли.
– В то время от «Динамо» нас отделяла пропасть. «Бело-синим» было проще комплектоваться, у них стали появляться белорусы (Хацкевич, Белькевич), россияне (Леоненко, Калитвинцев). Условия тогда в Киеве были лучше, чем в Донецке. Меняться ситуация стала при Ринате Ахметове – я успел поиграть в его «Шахтере» три года. Помню еще в 1998 году Ахметов сказал мне: «Шахтер» будет чемпионом, он станет великим клубом».

– В последние годы в донецкой команде ты выступал на месте центрального защитника, хотя тебя не отличают выдающиеся атлетические данные…
– Действительно, принято считать, что на этой позиции должен действовать высокий футболист, умеющий играть головой. Добавлю – умеющий и думать головой. Знаменитый итальянец Барези был не выше меня ростом, но как играл! А Лотар Маттеус, в конце карьеры переквалифицировавшийся из полузащитника в защитника, и вовсе был ниже меня на пять сантиметров.

– Прожив насыщенную жизнь игрока и вкусив тренерского хлеба, что ты считаешь главной проблемой в отечественном футболе?
– Думаю, что это отсутствие талантливых украинских футболистов. Правда, есть клубы, которые делают ставку на отечественных исполнителей – это тот же «Ильичевец», «Оболонь». Но их пока нет в числе лидеров. В то же время появились же Ярмоленко, Гармаш, Ракицкий, Коноплянка… Может быть, самим ребятам надо больше работать над собой, не довольствоваться тем, что им и так на хлеб хватает. Ведь у нас деньги были не на первом плане, на первом плане была игра.

Марк ЛЕВИЦКИЙ, «Команда»