1 березня 2010 10:48

Йожеф САБО: "Надеюсь когда-нибудь снова вернуться на знакомый каждому тренеру электрический стул"

Интервью дал Йожеф Сабо – экс-наставник «Динамо» и сборной Украины, накануне разменявший восьмой десяток. В лишних представлениях юбиляр не нуждается хотя бы по той причине, что постоянно находится на виду. Работает в комитете сборных национальной федерации, выступает в роли колумниста «СЭ», футбольного комментатора, эксперта разных телеканалов… 

И не поверишь, глядя на стремительную, почти бегущую походку Йожефа Сабо, которой он поднимается по ступенькам Дома футбола, что ему уже семьдесят. Как тут не вспомнить совет одного из наших общих знакомых засчитывать только те годы, в которые выпадал его день рождения – 29 февраля. По этой шкале одному из самых востребованных наших футбольных тренеров периода независимости всего семнадцать…

БУМАГА ОТ ХОРТИ

– Отчего, Йожеф Йожефович, вы так не любите свой день рождения?

– Не то чтобы не люблю – просто он крайне редко выпадает. В невисокосные годы и не поймешь, когда его праздновать: 28 февраля рановато, а 1 марта – вроде и поздно. Меня друзья поздравляют обычно сразу после полуночи, минут в пять первого ночи. Впрочем, и раз в четыре года я шумных торжеств не закатываю – скромность натуры не позволяет.

– По поводу празднования в обычные годы могу подсказать идею. Немецкий ученый Генрих Хемме предложил уникальным, с его точки зрения, людям, которые родились 29 февраля (а их на Земле всего четыре миллиона, что составляет меньше процента общего населения планеты) поступать таким образом: появившимся на свет до полудня отмечать день рождения двадцать восьмого, после полудня – первого…

– Не думаю, что это верное решение. Как можно отмечать рождение человека в тот день, когда Бог еще не дал ему знак?

– Говорят, кстати, что в метрике родители записали вам 1 марта, но вы со временем настояли на возвращении правильной даты…

– Родился я в половину девятого вечера 29 февраля, но поскольку роды у мамы принимала бабушка, для которой повивальное дело было профессией, никто за пределами нашего дома не знал, когда точно я появился на свет. Записать меня на день позже было просто выгодно: общество Миклоша Хорти к 20-летию его избрания на пост регента выдавало всем детям, родившимся в Венгрии 1 марта 1940 года, очень серьезную бумагу – у меня она до сих пор сохранилась. К совершеннолетию должен был получить огромную сумму, да еще и с процентами. Знакомый журналист уже предложил заняться поисками банка, в который были положены деньги, но я очень сомневаюсь, что спустя 70 лет можно найти следы. Мама, кстати, еще в детстве раскрыла мне тайну, и я решил, что будет правильно праздновать, когда полагается, а не с опозданием.

– В детские годы необычная дата рождения приносила вам больше положительных или отрицательных эмоций?

– Всякое случалось. Допустим, в школе, где после войны разница в возрасте между моими одноклассниками порой составляла до трех лет, над младшими часто издевались, и то, что я родился 29 февраля, было для этого достаточным поводом. Комплексов, впрочем, у меня не возникло: в високосные годы я праздновал день рождения, а в обычные просил меня даже не поздравлять. Когда стал футболистом, на рубеже зимы и весны мы как правило находились на сборах, и максимум, что могли себе позволить, так это именинный торт на всю команду.

– Вы деликатно ушли от ответа на вопрос, почему решили не праздновать юбилей в этом году – пусть и задним числом…

– В своей жизни бывал на многих подобных мероприятиях, и часто видел, как те, кто еще вчера именинника почем зря хаял, тост за его здоровье поднимали и чуть ли не оду пели. А я люблю искренность во всех проявлениях: если ты друг – значит, друг, а враг – значит, враг.

– Вы потому и уезжаете в конце февраля в Ужгород?

– Не только. Если и отмечаю свой день рождения, то лишь в кругу самых близких. А у меня в Закарпатье брат, разменявший девятый десяток, и сестра, которой 76. С друзьями же обязательно посидим после возвращения – нам для встречи и повод особый не нужен. Нашлось бы время, которого вечно не хватает – то дети, то внуки, то работа с утра до вечера. В бытность тренером постоянно ловил себя на мысли: было бы здорово, найдись в сутках двадцать пятый час. Вот и теперь мы часик для нашей беседы с трудом выкроили. Вечером поезд, а до отъезда столько всего успеть надо.

ЧТО ТАКОЕ ПОХМЕЛЬЕ?

– Случается, что в сегодняшнем ритме жизни чувствуете себя на високосные семнадцать?

– Ну, это вы, пожалуй, загнули. Но что не считаю себя стариком – это факт. Порой смотрю футбол – и такой азарт берет, что, кажется, секунда – и сам выбегу на поле, сделаю рывок, забью гол. Рывки, правда, я и в обычной жизни нередко делаю. Просто не могу спокойно ходить по улице – непременно перехожу на бег. Сам этого, честно говоря, не замечаю, но людям-то со стороны виднее.

– В мужском разговоре не место комплиментам, и все же: в чем секрет вашей отличной физической формы?

– Наверное, в том, что с детских лет занимаюсь спортом. Кроме того, много лет провел в большом футболе, который и в мою бытность игроком был профессиональным – просто об этом не принято было говорить вслух. Считалось, что, например, главный инженер – это настоящая, всеми уважаемая профессия, а футболист – что-то вроде хобби. Теперь же профессионалами числятся все и, несмотря на фантастические по моим временам деньги, играют похуже, чем мы. Не говорю уже о техническом оснащении – арсенал у нынешних игроков слабее нашего. Что говорить, если они мяч толком остановить не могут!

– Зависти к сегодняшним футболистам не испытываете?

– Мне это чувство незнакомо. Но склонность сравнивать времена заложена, мне кажется, в человеческой природе. Ну, а разница в отношении разных поколений игроков к работе видна невооруженным глазом. Я, например, никогда не курил, к алкогольным напиткам был относительно равнодушен. Не то чтобы не позволял себе пятьдесят граммов коньяка, но и с похмельем лицом к лицу сталкиваться не доводилось. Жаль, молодые футболисты нередко выбирают иной путь, чем губят не только здоровье, но и карьеру. А организм не прощает злоупотреблений. Приходит время, когда он говорит человеку: «Все, дружище, извини, сил больше не осталось».

– Многим игрокам на вашей памяти разногласия с режимом не позволили раскрыться в полной мере?

– Примеров я знаю множество – особенно в российских клубах, где футболисты крепко закладывали за воротник.

– А в тех командах, где работали тренером? Вы, говорят, игроков держали в узде…

– Сразу вспоминаю Леоненко. Витя талантливым парнем был, и по своему потенциалу заслуживал права оказаться в великом западном клубе калибра «Барселоны» или «Реала». Но он сам себя уничтожил, причем сделал это непростительно рано. А в «Динамо» моего времени были Серебрянников, Островский… Пили крепко, но играли блестяще. Думаю иногда: как бы они себя проявили, если бы организм поберегли?

ДОВЕРЯЙ, НО ПРОВЕРЯЙ

– Вы рассказывали, как в начале семидесятых, играя в московском «Динамо» у Бескова, пользовались почти безграничным его доверием. На базе, во всяком случае, он вас перед матчами не запирал. Отчего же сами, став тренером, не только не верили футболистам, но и отправляли к ним домой своих помощников – проверить, чем люди занимаются?

– Потому что точно знал, кто может режим нарушить. Конечно, проще было бы наказать игроков позже, по факту, но они были нужны команде на поле – в нормальном состоянии, а не после ночной пьянки.

– Говорят, отдельные футболисты отказывались впускать к себе эмиссаров главного тренера, ссылаясь на неприкосновенность частной жизни…

– Это было при Лобановском, когда у нас стали появляться легионеры. Бразильцы понять не могли, чего от них хотят. «Вы не имеете права без приглашения заходить в наш дом! – возмущались они. – На тренировке претензий к нам нет, а что мы в свободное время едим, пьем, в котором часу спать ложимся, кроме нас никого больше не касается». Мы тогда не сразу поняли, что времена изменились.

– Перестали практиковать проверки?

– Пришлось полагаться на профессиональное отношение игроков к делу. В мою бытность главным тренером был один яркий пример: Сергей Скаченко не появился на тренировке, и я послал к нему домой гонцов – разобраться, что к чему. И знаете, что оказалось? «Под мухой» он забыл в квартире ключи и остался на лестничной клетке в одних трусах, живо напоминая голого инженера из «Двенадцати стульев». Впоследствии был еще один очень любопытный эпизод со Скаченко: Лобановский не советовал мне ставить его в домашней игре сборной с Россией. Я не послушал, поставил – и парень забил, сделав еще и голевую передачу.

– Конфликты с игроками на почве отношения к дисциплине случались?

– И не раз. Но я говорил ребятам: пройдет время – и вы, придя на мое место, станете еще жестче контролировать режим. Видел в ответ скептические улыбки, однако теперь, когда те же Ковалец, Головко, Максимов, Юра Мороз стали тренерами, они лучше поняли, что Сабо имел в виду.

– Если теперь вновь доведется принять команду в роли наставника, сторонником какого метода в работе с футболистами будете? Доверяй, но проверяй?

– Важно, чтобы не только я игрокам верил, но и они мне. Тут, видите ли, палка о двух концах: встречаются игроки, которые тренироваться не хотят или болезнь симулируют. Бывает, условный Иванов не может понять, почему сегодня не он, а Петров в составе. И тут уже многое от тренера зависит: нужно вызывать человека на индивидуальную беседу, объяснять. В «Динамо» мы как-то провели эксперимент: на кубковый матч с командой из первой лиги футболисты приехали не с базы, а прямо из дома. В других случаях собирал футболистов за сутки до игры.

К ДЕВУШКАМ ПРЕТЕНЗИЙ НЕТ

 – А верно ли, что даже Андрей Шевченко в юные годы с режимом не дружил?

– В юности многие совершают ошибки. Шевченко, не буду врать, в пьянках замечен не был, но по молодости, случалось, приезжал на тренировки с повышенным давлением. И мне пришлось употребить не только свое влияние, но и весь авторитет братьев Суркисов, чтобы направить парня на путь истинный. Он нас в итоге отблагодарил, став прекрасным футболистом.

– Вы, говорят, однажды отняли у него ключи от спортивного «Мерседеса», когда он на полной скорости обогнал вас на трассе, ведущей к Конча-Заспе.

– Было и такое: приехав на базу, велел Андрею поставить машину на стоянку. Спустя какое-то время он этот «Мерседес» продал кому-то по доверенности, а новый хозяин, тоже любивший скорость, на ней сразу разбился. Такая судьба, наверное, была у того автомобиля. Мы как раз на сборах сидели, когда слух прошел: мол, Шевченко попал в аварию. Машина-то на него была записана. Думаю, Андрюше тот случай на всю жизнь запомнился и от лихачества за рулем уберег.

 – Про судьбу вы сказали к слову или всерьез в нее верите?

– Верю, конечно, как не верить. С одной стороны, если человек дисциплинирован и свои поступки на много шагов вперед просчитывает, шанс угодить в проблемную ситуацию у него невелик. Но с другой, судьба всех нас ведет по жизни, и высшие силы влияют на то, что с нами происходит. Верю в Бога, хожу в церковь, да и в советские времена ходил, за что имел большие неприятности. По той же причине, кстати, не вступал в партию. Мама мне как-то сказала: станешь коммунистом – порог моего дома не переступишь. Наверное, потому не признавали меня, как заслуживал, в футболе, хотя в советской сборной я был на ведущих ролях. Прежде никогда об этом не говорил, но в чемпионате страны многие соперники на поле обзывали меня фашистом, чем, надо сказать, только заводили.

– А насколько совместима, по вашему мнению, вера в Бога и в судьбу?

– Это для себя каждый решает по-своему. Я ведь ни в том, ни в другом фанатиком не являюсь, к сектам не принадлежу. Но в церковь по воскресеньям хожу обязательно, и выхожу из храма просветленным, легким необыкновенно. Чувствую в себе потребность очищения. Для меня это – своего рода ритуал.

– Наверное, раз уж заговорили о ритуалах, есть и приметы, которые обязательно соблюдаете?

– Собственных у меня никогда не было, но во времена совместной работы с Лобановским, никуда не денешься, приходилось перенимать его. Скажем, если женщина заходила к нам в автобус, в самолет или приезжала на базу накануне важной игры – считалось, быть беде. А как не пустить на открытую тренировку девушек, если они ваши коллеги?

– К ним, стало быть, предубеждений нет?

– А у меня к журналистам всегда отношение было ровным и понимающим. Ведь я как-никак ваш коллега, закончил факультет журналистики Киевского университета. Правда, работал всего три месяца в газете «Правда Украины» у Валерия Мирского, пока Яшин и Голодец не приехали за мной, чтобы забрать в московское «Динамо».

ПОЖАР В ЗАКАРПАТЬЕ

– Часто впоследствии приходилось стряхивать пыль с журналистского диплома?

– В наше время диплом, как я понимаю, большого значения не имеет – сколько людей, и не только в вашей профессии, работает, не имея образования! Между тем, во всем мире подход к этому вопросу иной. Вот вам пример: не так давно ездил в Мадрид на курсы повышения квалификации преподавателей, читающих лекции тренерам при получении дипломов высшей категории. Обучали нас представители УЕФА и коллеги из Испании. Оказалось, что без соответствующей «корочки» теперь к работе с командами серьезного уровня не подпустят, будь ты семи пядей во лбу. Послабления предусмотрены разве что для недавно завершивших карьеру футболистов, сыгравших определенное число матчей за сборную. Четыре дня для нас проводили с утра до вечера показательные тренировки и занятия в аудитории. Чтобы работать с командами или преподавать тренерам, необходимо иметь внушительный багаж знаний.

– Про опыт журналиста я вас не случайно спросил: вы, говорят, собирались писать книгу воспоминаний…

– Собирался. Вот только черновики и наброски сгорели во время пожара в Закарпатье, где я себе дом построил. Можно сказать, все сбережения в него вложил. А полыхнуло зимой: пожарные в тот район через снег не могли добраться при всем желании. Придется теперь исключительно на память полагаться. Но книга обязательно будет. Единственное, что для себя точно определил: при жизни не стану ее выпускать. Вот уйду – путь люди почитают.

– Что это вы о грустном, Йожеф Йожефович?

– А почему нет? Семьдесят лет пролетели, как один день. Но я не жалею. Грустно только, что опыт мой тренерский нынче не востребован. В большинстве команд специалисты уже не нужны. Меня возмутила последняя история с Заваровым: представили уважаемого не только в нашей стране человека запойным пьяницей. Почему Рабинович не обвинял его в пристрастии к алкоголю в прошлом году, когда Грозный был занят в «Тереке»? Могу вам сказать: дней за десять до размолвки президента «Арсенала» с Заваровым мне сказали, что Грозный обхаживает Рабиновича – так хочет с «канонирами» работать.

– А не допускаете, что в 2009-м Рабинович просто не видел достойной замены Заварову?

– Ну, как же не видел?! А молодые Максимов с Ковальцом? А Фоменко, давно сидящий без работы? Тот же Протасов какое-то время был свободен и открыт к предложениям…

ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ

– Вы еще Сабо не упомянули…

– (Смеется). Я тоже в ту пору был не занят. Но даже если бы еще десяток достойных специалистов оказался готов к переговорам, мне кажется, Рабинович не стал бы к ним обращаться. Он уже принял свое решение. Возможно, мне и не стоило пропускать эту историю через сердце, но я не могу позволить себе пройти мимо несправедливости по отношению к людям, заработавшим имя кровью и потом.

Если говорить о Сабо, то нельзя сказать, что я не востребован. Мне предлагали команды – правда, скромного в сравнении с «Динамо» уровня. Может, и взялся бы за них – благо люблю возиться с молодежью. Однако гарантии, что через год они останутся на плаву, никто дать не мог. Впрочем, без дела не сижу: как сотрудник комитета сборных ФФУ помогаю советом коллегам, работающим с юношами, – Лысенко, Бузнику, Головко…

– Ваши рекомендации наверняка пригодятся и Мирону Маркевичу. В интервью «СЭ» новый тренер сборной Украины дал понять, что при формировании списка кандидатов рассчитывает на поддержку авторитетных в нашем футболе людей. Вас в их числе он назвал первым.

– Прочел об этом в вашей газете, но обстоятельного разговора с Маркевичем у нас пока не было. Знаю его как авторитетного специалиста, одного из самых опытных в нашем цехе. А то, что он открыто обратился к коллегам за советом, говорит о его мудрости. Вполне допускаю, что, выслушав нас, он сделает по-своему, но прежде наверняка задумается о том, насколько резонны чужие предложения. В бытность тренером сборной я тоже не отметал с ходу идеи со стороны, стараясь найти в них рациональное зерно.

Со стороны зачастую взгляд на ситуацию более свеж и независим. Скажем, когда осенью ярко стартовавшее «Динамо» стало давать сбои, я сразу заметил, что команда «садится» во вторых таймах буквально всех матчей – включая игры чемпионата. Не все согласились на тот момент с моим мнением, но ближе к зиме стало ясно: киевляне находятся в «яме». По этой причине и проиграли на своем поле «Интеру», хотя большинство называло неудачу случайной. О чем вы, друзья: мы же полтора тайма провели не то что на своей половине поля – в своей штрафной! Итальянцы имели десяток верных моментов, из которых было достаточно использовать лишь два. А я ведь предвидел такой сюжет за полтора месяца!

– Предсказали вы, готов подтвердить, и еще одно малоприятное событие: поскольку Маркевич возглавляет и «Металлист», другие наши команды, и прежде всего прямые конкуренты харьковчан, в свою творческую кухню пускать его станут неохотно. Вот «Карпаты» практически за неделю до встречи с его клубом и не позволили Маркевичу присутствовать на контрольном матче львовян с «Москвой»…

– Будь я на месте руководства «Карпат», ни за что бы не поступил подобным образом. Минусов от такого запрета значительно больше, чем плюсов. В наше время высоких технологий уже невозможно скрыть информацию от посторонних глаз. Да и взгляд профессионала – не в этом матче, так в другом – за пять-десять минут выявит вместе с сильными и слабыми сторонами команды суть установки и возможный сюжет игры.

ПЕРЕЛОМ ОТ КАЙЗЕРА

– Если бы изобрело человечество возможность повернуть время вспять, что изменили бы в своей жизни?

– Наверное, ничего бы менять не стал. Всю жизнь занимался любимым делом, и сейчас для меня в футболе секретов нет. А если прожил счастливую жизнь, зачем в ней что-то исправлять?

– Но вы как-то говорили мне, что есть поступок, за который испытываете угрызения совести: перед отборочным циклом к ЧМ-2002 отказались работать со сборной Украины, и Валерию Лобановскому пришлось согласиться на совмещение должностей в клубе и в национальной команде…

– Перед Васильичем я в самом деле виноват. Над созданием главной команды страны мы работали вместе, и он, убеждая меня остаться, ссылался на то, что новый тренер придет со своей программой, и все, до этого наработанное, пойдет прахом. Но я остался при своем мнении, и ему пришлось взвалить на себя двойную нагрузку. При этом я все равно до последнего дня находился рядом, и не было матча «Динамо» и сборной, перед которым он не спросил бы моего мнения о составе и тактике на игру. Не скажу, что Лобановский непременно следовал моим советам, но такой диалог для него был привычным ритуалом.

– Сменим тему. Игравшие в одно время с вами футболисты вспоминали, что у Сабо на ногах живого места не осталось – сплошные травмы. Самую страшную назовете?

– В памяти сохранился перелом, полученный на чемпионате мира 1966 года в Англии. В матче с ФРГ тогда еще молодой Франц Беккенбауэр, под которого подкатился незадолго до перерыва, прыгнул мне на ногу, повредив голеностоп. Я даже заплакал. А весь второй тайм отбегал на левом фланге на уколах с жесткой повязкой на ноге. Диагноз мне врачи только после игры поставили. Жаль, что тогда у нас еще и Численко удалили: сборная была отличная и, сложись матч чуть по-другому, мы бы точно не проиграли. И вот вам еще один пример предвзятого отношения на официальном уровне: когда на Олимпиаде Татушин или Огоньков, сейчас не припомню, полматча с больным плечом отыграл, его чуть ли не к званию «героя» предлагали представить. Мне было явно тяжелее, но сверху поступило распоряжение Сабо особо не отмечать.

– В народе байка ходила, что в четвертьфинале чемпионата Европы с венграми вам КГБ играть запретил – чтобы «исторической родине» не помогли. Так дело было?

– Не совсем. К будапештской игре мы готовились в подмосковных Вишняках на учебной базе комсомола, где отдыхали первые секретари со всего Союза. Сыграли товарищеский матч с Бельгией, я забил победный мяч со штрафного. Ребят из московских клубов тогда отпустили по домам, а мы остались. Под вечер один нетрезвый комсомольский работник стал обзывать нас бездельниками. Я в долгу не остался, и в итоге чуть до драки не дошло. Наутро меня пропесочили у начальства, а я, обидевшись, умчал в аэропорт и ближайшим рейсом улетел в Киев.

– Вас не дисквалифицировали?

– Собирались. Но спасла учеба в университете: я объяснил, что не мог пропустить лекции. Формально обошлось без дисквалификации, но в сборную меня после этого не звали три года.

БУТЫЛКА ВМЕСТО КУБКА

– Мы вспоминали о московском «Динамо». Мало кто знает, что в его составе еще в 1972 году вы могли стать первым украинским футболистом, завоевавшим еврокубок. Сколько тогда не доиграли в финале Кубка кубков с «Рейнджерс»?

– Минут семь. Шотландские болельщики несколько раз выбегали на поле, а в последний раз один из них оприходовал меня бутылкой шампанского по голове.
 
– Ого!

– Яшин потом возил эту бутылку в дисциплинарный комитет УЕФА, объясняя, что ею пробили голову игроку советской команды. Но нас тогда в Европе не очень-то жаловали. Да и поздно было переигровку назначать: кубок игрокам «Рейнджерс» втихаря еще прямо в раздевалке вручили.

– Игра была остановлена при счете 3:2 в пользу ваших соперников, при том, что по ходу московское «Динамо» уступало с разницей в три мяча…

– Перед каждым матчем Бесков собирал с участием футболистов тренерский совет. Мы рекомендовали ему один вариант состава, понимая, что против шотландцев надо играть жестко, не проигрывая единоборства за мяч на «втором этаже», но он настоял на другом, включив в него в том числе одного своего любимчика, из-за которого мы, собственно, и стали проигрывать в самом начале. О нашем предложении Бесков вспомнил во втором тайме, заменив как раз тех, кто был не готов играть с командой такого стиля. Жаль, нам не дали отквитать и третий мяч. Но знаете, чем эта игра еще была интересна?

– Чем?

– Впервые увидел, как влияет на футболистов допинг. Ближе к концу игры у парней из «Рейнджерс» стала появляться на губах пена – действие препарата заканчивалось, и он таким образом выходил из организма. Шотландцы попросту встали, и не помешай нам публика, семи минут для спасения ситуации было бы достаточно.

– Другого бы собеседника, достигшего столь солидного возраста, спросил бы о прошлом, но зная вас, поинтересуюсь все же планами на будущее.

– Надеюсь когда-нибудь снова вернуться на знакомый каждому тренеру электрический стул и поработать с командой, в которой есть перспективная молодежь. И, конечно же, увидеть плоды своего труда…

Дмитрий Ильченко